Юджин Блест - Планетарий

Так например выяснилось, что молодой ещё человек, руководитель крупной ай-ти компании, летящей на самом острие передовых технологий ― по психическому строению не кто иной первобытный как охотник за мелкой дичью.

Первобытнейший охотник, на, к примеру, сусликов, вначале выслеживающий добычу, выкуривающий их из своих нор, и затем бегущий за ними с копьём, бегущий по кочкам, с улюлюканьем и свистом, продирающийся сквозь заросли камыша и осоки, необыкновенно азартный и выносливый.

А многочисленная группа старцев и лиц предпенсионного возраста, ни что иное как жрецы или шаманы, они настойчиво призывают идти, и даже не идти, а бежать, бежать в овраг, туда где, по их авторитетному мнению, до сих пор лежит недоеденная их пращурами лощадь.

А внешние приметы, будь то новомодный смартфон, или нагрудный знак члена корреспондента академии наук, почётный знак выдающего учёного, обогатившего науку не менее выдающимися научными трудами, есть не более чем простейшая и бесхитростная маскировка.

И ещё один момент, возвращаясь к планетарию, момент который следует иметь ввиду, это то, что в самом начале своей жизни планетарий был понят основной массой граждан не как учреждение научно-просветительское, а скорее как сооружение культовое.

Впрочем здесь, в Диком Поле, в этом нет ничего удивительного.

Культовое ― пожалуй наивысшая оценка, которую здесь можно дать и музею, и театру, и даже отдельно взятому музыканту или художнику, или литератору, в особенности если он напускает на себя задротскую глубокомысленность, а если учреждению, будь то консерватория, или редакция газеты, лаборатория или институт, не удавалось создать вокруг себя флёр культовости, что ж, тоже не беда, по мере роста и развития учреждения, близкие к нему люди, люди знакомые с его внутренней кухней, как только учреждение немного вырастет и окрепнет, тут же начинают, в своём узком кругу, пусть иронически, но называть его «синагогой», ― учреждением разумеется культовым, как бы указывая посвящённым на маленький и уютный оазис в бескрайних просторах Поля.

Таким образом планетарий воспринимался многими как храм какой-то новой, невиданной доселе религии, и вокруг этого, немедленно ставшего сакральным места, а «сакральный» в переводе с английского ― всего на всего «святой» но в слово «сакральный» жители Поля вкладывали несколько иные смыслы, ведь «святой» ― это всего лишь «святой» а «сакральный» не просто святой, а святой исполненный тайным и недоступным для простого смертного смыслом.

Вот и не удивительно, что у планетария целыми днями напролёт толкалась охочая до всевозможных тайн и чудес самая разнообразнейшая столичная публика.

И тут же, вокруг планетария, возник не предусмотренный властями стихийный рынок. Такого рода рынки иногда ещё называют «блошиными».

Это и был большей частью блошиный рынок, но с уклоном и в эзотерическую, и в другие, самые разнообразнейшие тематики, в том числе, как это ни странно, и в морскую.

Этот факт покажется ещё более странным, если учесть, что до ближайшего морского пляжа было без малого около двух тысяч миль.

Но, тем не менее, вместе с хрустальными шарами для медитации, в том виде как её понимают невежды, с особыми блюдцами для проведения спиритических сеансов, тарелками для вызова духов, с чётками самых разнообразнейших форм и конфигураций, на рынке были во множестве представлены приборы для морской навигации, корабельные компасы, карты, барометры и астролябии.

Тут-же на тесёмках болтались инструменты для извлечения самых разнообразнейших звуков, скульптурные фигурки из дерева, глины, кости, талисманы, обереги, вокруг бродили кришнаиты в своих жёлтых и оранжевых чадарах и сари, и, само собой разумеется, место куда непременно устремлялись все культурные люди ― в лабиринты книжного рынка…

…Кем-то из очень умных людей написана прекрасная фраза, мол книга не есть причина интеллекта, книга есть его следствие, или, иначе говоря, чтение книг не делает тебя умнее, а вот написание собственной книжонки, напротив… …впрочем не знаю… …но один только взгляд, один только беглый взгляд на разложенные нестройными рядами брошюрки, журналки и книжонки повергал в состояние некоторой растерянности.

Боже мой! Да нет таких слов в словаре, чтоб выразить одновременные удивление и ошеломление, охватывающие при одном взгляде на россыпи сокровищ человеческой мысли, представленные на книжных рядах околопланетарной площади.