Игорь Англер - Авантюристы

Дальше, как на трюфельном рынке: быстрый расчёт наличными без кассового чека и сдачи. Гарантией нашей сделки служил выданный Марселю устный вексель, под который Бруно заложил всю пустую тару в подвале своего друга Жака.

«Серёга, ты всё-таки спроси, из-за нас у Марселя точно не будет проблем с полицией?» – на всякий случай осторожничали приятели.

Ответ Марселя был достойным: «Бойцу Сопротивления, как и русскому партизану, полиция должна быть по… фиг!»

Перевод с французского, конечно, не точный, но партизанская ладонь, резко опустившись в районе согнутого локтя, устранила все сомнения в переводе.

На календаре 29 апреля… Русские уже в Европе… Eau de vie – вот, рядом, только руку протяни и сверни ей пробку! Ну, нет причин не считать День Победы наступившим!

Сергей посмотрел на своих приятелей и невольно процитировал фразу из мультика о Винни-Пухе: «Послушайте, сразу уходить нельзя. В гостях так не принято. Тем более, у ветерана Сопротивления должен быть праздник, а кто, кроме нас, в этой долбаной Европе поздравит Марселя с Днём Победы?»

И они посидели, потом ещё посидели, потом посидели ещё немного…

Надо признать, что в одном пиявка Жаклин всё-таки была права: дорожка из Парижа в Прованс действительно очень кривая, если через Овернь!

«Шмяк!»

«Г-а-а-а-ф…»

«Р-р-р-ы-ы-ы!»

«Шмяк!»

«Клац!» – это огромная кавказская овчарка схватила таксу за шкирку.

Мелкая шавка повисла в воздухе, беспомощно дрыгая лапами, но недолго. Снова заученное движение вправо-влево, и длинный шерстяной носок со всего маху впечатался в забор.

«Шмяк!»

«Б-у-у-у-м!» – загудела металлическая обшивка.

Такса безжизненной гусеницей медленно сползла по забору и замерла под ним. Кавказец рассматривал свою жертву и думал, не добавить ли ей ещё. Он приблизил морду в страшном оскале к лежавшей без признаков жизни таксе и обнюхал её – та не шевелилась. Ну всё, месть состоялась. Как же эта длинная сучка достала его своим противным лаем, и вот, наконец-то…

В элитном коттеджном посёлке наступала долгожданная пятница. Далёкие горные вершины постепенно таяли, растворяясь в сиреневой дымке. Через несколько минут в долину плотной тёмной занавеской быстро опустились тёплые июньские сумерки. Их было почти не отличить от ночи, и лишь тонкая сумеречная полоса, очерчивавшая горы нервным рваным импульсом, говорила о времени суток. Внизу, словно отражая загоравшиеся в небе звёзды, мерцали огни Алма-Аты.

«Клац!»

«Шмяк!»

«В-я-я-к…» – жалобно вякнула такса, словно растянутая гармошка.

Посёлок приготовился к выходным…

– Well, wonna ride, Bonnie? 16 16 Ну что, Бонни, хочешь погулять? (англ.) – обратился Дик Кинвуд к таксе, которая давно уже нарезала круги в прихожей, размахивая своими «лопухами».

Собака остановилась и ткнулась носом в ногу хозяина, будто говоря ему «да».

– Okay! Let me take… – мистер Кинвуд наклонился к корзине, в которой вперемежку с зонтами, притащенными им с различных корпоративных мероприятий, стояла пара бейсбольных бит. – You must be protected, if we meet that ugly scary dog! 17 17 О«кей! Только сейчас возьму… Тебя же нужно защищать, если опять встретится эта ужасная образина! (англ.)

Покрутив битой и прицепив поводок к ошейнику собаки, Дик открыл дверь. Пятничный вечер наступил. Такса сорвалась с места, моментально вытянув поводок на всю длину, и потащила за собой хозяина. Мистер Кинвуд не планировал забег по кустам вдоль дачных заборов. Всё-таки почтенный возраст – как-никак шестьдесят три, да и не пристало носиться за суматошной мелкой псиной уважаемому американцу, председателю Международной торгово-инвестиционной палаты. Таксе все хозяйские звания и регалии были по фиг. Она вырвала поводок, отлила на первый же попавшийся столб, навострила уши, вытянула кверху нос и понеслась галопом в поисках приключений, которые уже ждали её, да и мистера Кинвуда тоже.

Бонни весело бежала по дорожке между домами, даже не оглядываясь на Дика.

Почувствовав приятную свободу, она безбоязненно брехала на всё, что ей попадалось по пути, включая соседскую здоровенную кавказскую овчарку. Завидев кавказца, такса сделала небольшую петлю, обегая его, но не удержалась и перешла на истеричный лай, и даже посмела оскалить зубы.

Не отвечая на такое явное хамство и неуважение к местному населению, овчарка молча – так, как учили воспитывать баранов и овец, – пропустила «иностранку» и, оценив расстояние до её американского хозяина с битой, одним прыжком допрыгнула до волочившегося поводка и схватила его зубами.