Натали Синегорская - Скальпель, карты, третий глаз. Кое-что из жизни студентов-целителей

Я вознамерилась было на свой страх и риск влезть в черепушку, но контакт резко и грубо прервался – меня ощутимо ударило в грудь волной отдачи, и я, пошатнувшись, опустилась на табурет, который как для меня и стоял.

– Ну что, – деловито сказал Поэт, – будем, бабушка, лечить ваш прострел. Кирпич есть?

– Какой кирпич? – опешила бабка.

Лицо ее от изумления вытянулось, и большинство морщин бесследно исчезли.

– Обычный кирпич. Со стройки можно стырить или попросить кого, чтоб стырили. Вы, бабушка, его нагрейте на печке и к пояснице приложите. Проверенное средство. Как рукой снимает.

– Поясницу, – добавила я. – Особенно если никакой боли и в помине нет.

– А вот и есть, – неожиданно злобно отрезала Настасья Изявна. – Нечего без спросу по чужим орханизьмам шарить! Я тебе волю на то давала? Не давала! Вот и нечего!

Я даже удивиться не успела, а бабка одним махом соскочила с кровати. Да как топнет ногой, как гаркнет:

– А ну, вертайся откуда явилась!

– Да вернусь я, вернусь, – забормотала я, все больше подозревая, что бабка тронулась. – Вы только не волнуйтесь.

– Ты, девка, сиди, – властно приказала бабка Настасья. – Вы оба мне еще пригодитесь.

Внезапно пол избушки накренился, сначала в одну сторону, потом в другую, и я сообразила, что повеление «вертайся» предназначено вовсе не мне.

Что-то неуловимо изменилось в избушке, что-то произошло. Вместо панцирной кровати возник сундук. Настольную лампу заменила толстая свеча в подсвечнике. Телевизор пропал вовсе.

– Все. Кажись, на месте, – удовлетворенно проговорила бабка. – Выходим и дружным строем идем лечить правителя.

– Чего? Кого? – опешили мы.

– Пошли, там увидите. Да, и кирпич не забудьте.

Поэт обиделся. Надулся. Долго дулся, минуты две примерно. Я тем временем выяснила, что правитель – это не президент. А также не мэр, не губернатор, не бургомистр и не канцлер. Он просто правит государством, вот и все.

– Каким государством-то? – спросил Поэт, прекратив дуться. Любопытство в нем всегда превалировало над обидами, за что я его ценила еще со школы.

– Нашим, – отрезала бабка. – Нашим, только древним.

– Это как?

Поняв, что мы не тронемся с места, пока не получим объяснения, Настасья Батьковна пояснила, что мы посредством ее избушки, которая может пронзать время, перенеслись в прошлое, в город-государство Бор-град, которое стояло на месте нашего Заборска задолго до христианства и языческой Руси. Короче, мы сейчас в древних временах, и правителю Бор-града очень нужна наша помощь.

Куча вопросов рвалась из нас наружу, сталкиваясь и мешая друг другу, отчего мы с Поэтом издавали лишь нечленораздельные возгласы изумления и недоверия.

– Ну, все, – сказала бабка, закруглившись с рассказом. – Хватит бекать-мекать и рассиживаться.

Она бодро вскочила, забыв про радикулит, накинула тулуп и шаль, впрыгнула в валенки и, мотнув нам головой, распахнула дверь наружу.

Снаружи был ясный зимний день. И…

Не было никакого отшиба.

Избушка стояла на широкой улице. Оживленной и очень, очень странной.

Деревянные дома-терема, высоченные, трех-четырехярусные, с резными ставнями и наличниками стояли на обеих сторонах. Словно мы попали даже не в древнюю Русь, а в древнюю-древнюю, времен, скажем, Атлантиды. Потому что терема напоминали Китеж-град.

– Ущипни меня, – шепнула я поэту.

Он ущипнул. Терема не исчезли. Все так же двигались по дороге сани, запряженные лошадьми, шли люди в старинных зипунах, тулупах, душегрейках, салопах. Кричали мальчишки, смеялись румяные барышни, громко судачили тетушки. Не грязь и нищета средневековья царствовали здесь, но наблюдалось некое величие, достаток и даже роскошь. Примерно как в Эрмитаже, только с учетом минус пары веков.

– Ну, чего вылупились? – прикрикнула Настасья Изяславна. – Рты закрыли и бегом за мной! Время не ждет!

– Почему время не ждет? – спросила я, приноравливаясь к быстрому шагу жертвы прострела.

– Потому что оно идет, а правитель нет. И не пойдет никуда, покуда хворать не перестанет. А если не пойдет, то и праздника не случиться.

– Нового года? – поинтересовался Поэт, пристроившийся к другому бабкиному боку.

– Неуч, – заявила бабка. – Новый год когда зимой праздновать начали? Вот то-то же. А у нас сейчас Большие Святки да Колядки. А в самом конце декабря – Щедрец. На главной площади будет праздник, представления. Их обычно правитель начинает большим фейерверком. А как начинать, если у него горло заболело?