Александр Лошаков - Сборник рассказов (байки рыбаков и охотников)

Добравшись до пожилого УАЗика в комплектации «фермер», обозрев его оригинальный тюнинг, выражавшийся в равномерных вмятинах на кабине, гости замерли от неожиданности. За рулем сидел второй Анатолий Иванович, но абсолютно неподвижный, словно восковый, из музея мадам Тюссо выкраденный. Он даже не моргал. Авраам уж было собрался перекреститься, но вовремя сообразил, что такая жестикуляция и его колоритная внешность могут привести к новым кризисам в отношениях. Женя оказался менее сдержан и задал эмоциональный вопрос:

– Что это?

– А это, – добродушно ответил Анатолий Иванович, – это мой брат близнец Сергей.

– Что с ним? Он больной? Глухонемой? Он вообще жив? – не унимался аспирант.

– Не обращайте внимания, – закидывая вещи в кузов, так же по-доброму продолжал успокаивать молодых людей Иваныч, – он с детства такой. Мои родители, когда нам было по три года, потеряли его.

– Как потеряли? – с изумлением отреагировал Авраам.

– Да как потеряли? По-глупому… Поехали в Москву за колбасой, взяли нас с братом, ну и забыли его в автобусе. А автобус оказался непростой – экскурсионный, иностранцев возил. Кинулись искать, да куда там, автобус укатил далеко, так и не нашли.

– Как не наши? Быть такого не может! – не унимался музыкант.

– Нет, ну нашли… потом, – с паузой перед словом «потом», ответил МЧСовец.

– И сколько же он в этом автобусе катался? – вступил в разговор ботаник.

– Да, покатался… лет пятнадцать.

– Как пятнадцать? – синхронно вырвался вопрос у молодых людей.

– Да так, как восемнадцатый годок пошел – в армию идти, а призывника нет. Ну, тут военком – Пал Палыч – озаботился, и нашёл Серегу нашего.

– Бред, не может такого быть!!! – чуть не в истерике, заорал выпускник консерватории.

– Да чего не может, когда может, – обиделся будущий тесть ботаника, – как есть говорю… всю правду! Непонятно где он все эти пятнадцать лет был, то ли в автобусе катался, то ли в детдоме каком… Молчит!

– Так значит все-таки немой? – уточнил Женя.

– Нет, говорит, когда выпьет, но непонятно ничего, какую-то ерунду не по-нашему несёт. Его из-за этого из армии выгнали.

Перехватив недоуменные взгляды гостей, Иваныч продолжил.

– Было дело… Он же после срочной ещё лет семь прапорщиком служил, его генерал лично в офицерскую школу, или как там у них называется, отправлял. Серега экзамен не сдал, говорят сочинение на немецком написал – его и поперли из рядов, так сказать, вооруженных сил. Шпион, говорят.

Нельзя сказать, что разъяснения повеселевшего и подобревшего громилы-огнеборца, добавили друзьям оптимизма, но выбора не было, они ехали ловить рыбу с братьями близнецами.

Река Серьга, на берега которой прибыла компания, струила свои воды меж скал уральского хребта аж до самой реки Уфы, текшей по Башкирским просторам и лесам. Женя в силу своего профессионального образования мог многое рассказать о растительном мире, экологии бассейна этих замечательных водных артерий, но, к сожалению, это было никому не интересно. Все заняты своим делом. Авраама растрясло в кузове, он искал место куда прилечь в зелёную травку. Иванычы занялись ритуалом.

Огромная бутыль с мутной жидкостью, заботливо уложенная в плетёную корзину, была извлечена из кабины автомобиля. Бережно снятая пробка, легла на непойми откуда взявшийся белоснежный платок, Хрустальной чистоты стаканы нежно зазвенели, а потом и запели, когда в них заплескался живительный самогон. Солёный огурчик отразил солнце рассольным боком. Тонкий ломтик аппетитного сала накрыл окутанный ароматом русской печки кусочек ржаного хлеба. Свежая картошечка, сваренная в чугунке, небрежно рассыпалась вперемешку с крупными красными куриными яйцами. Перья зелёного лука по-барски разлеглись сверху по всему импровизированному столу.

Братья блаженно вздохнули и осушили свои стаканы. Потом, немешкая налили и выпили снова.

– Anfang gut, alles gut (коли начали хорошо, то и хорошо, – нем. поговорка), – неожиданно произнес Сергей Иванович.

– Что он сказал? – непонятно к кому обратился Женя.

– Да бормочет чего-то, не понять его… – слегка заплетающимся языком прокомментировал Анатолий Иванович.

– Авраам, он же по-немецкий говорит, – теперь уже адресно, обратился к товарищу аспирант.

– Ну и хорошо, пусть говорит, – всё еще бледный, а потому безразличный к окружающему миру, ответил тромбонист.

Ритуал длился около часа, бутыль заметно опустела, братья несколько сгорбились, опустили головы, изредка бросая друг на друга тяжёлые взгляды, сидели молча. Выпускнику консерватории стало несколько лучше, и он начал проявлять любопытство.