Помню, как Андрей Борисович с нами знакомился – мы, куча робеющих детей, вошли в новый класс на третьем этаже. Школьные доски были украшены рисунками мелом, и вообще было как-то необычно и празднично. Мы думали – какой он, наш новый преподаватель? Вошли, расселись, стали оглядываться, и тут вошёл он – с гитарой и запел что-то весёлое, чем сразу и покорил наши сердца. Мы подумали: как классно, как весело, вот нам повезло!
И правда – повезло: дух творчества царил на уроках литературы и в школьной театральной студии – ибо Андрей Борисович был не только нашим классным, но и преподавателем литературы и русского языка, а также руководителем театрального кружка, куда он всех желающих и записал.
Помню занятия по субботам в студии: большой серый ковёр в розовых цветах, жёлтые лакированные тяжёлые стулья, чай и бутерброды в перерыв и весёлое общение между разучиванием основных движений, а позже и ролей. Сценарий и музыкальное сопровождение готовились Андреем Борисовичем самолично, причём герои часто изъяснялись весёлыми стихами его сочинения.
Из раннего ещё помню, что сидел с Леной Л. – она немного стеснялась нахождения рядом с мальчиком. Это было заметно порой по её волнению и румянцу на щеках. Лена старалась скрыть это и однажды назвала меня гусем. Я, честно говоря, удивился и стал раздумывать над тем, какое сходство она во мне с этой птицей увидела, и понял, что Лена была даже в чём-то права: в профиль я мог ей немного напоминать гуся, хотя и не могу сказать, что прям так уж явно. Возможно, ей казалось, что я такой же напыщенный.
Потом нам разрешили сидеть не по распределению, а почти как хочешь – и я сидел с Сашей Г. и потом с Андреем Д. и наконец вздохнул свободно: можно было шутить втихаря на уроках, а не только учиться. В каких классах точно сидели, не помню. Но помню, что Саша Г. потом отчего-то переместился к Максиму Лис., а мои оценки снизились примерно на балл. А у Максима, соответственно, успеваемость повысилась. Саша был отличником с детства, но и ему требовалась порой помощь – я скромно помогал ему рисовать цветными карандашами зверей в тетрадке, которых нам задали, кажется, по природоведению – точно не помню, но помню, что рисовал их немного хуже, чем себе, чтобы никто не понял, что это не он сам.
Я многое из школы не помню спустя 20 лет, но я подумал, что это не должно никого останавливать. Это так же возвышенно, как и «Мушкетёры двадцать лет спустя»! Друзья помогут и напишут свои истории. И однажды мы соберёмся, и я приду, мы возьмёмся за руки, и я скажу: «Друзья! Вы помните? А вы помните… меня?»
Аня Ю.: 3 класс. Начало.
Что я помню про начальную школу? Помню, как сдавали экзамены в старой школе, а в промежутках бегали по коридорам. Помню, полы были деревянные, а коридоры узкие. Помню, что чтение и математику сдала на 5, а диктант по русскому на 3, зато грамматическое задание к нему на 5. Помню, что прочитала 197 слов в минуту (почему-то помню, что 197), и Валентина Михайловна очень удивилась и сказала, что так много не надо. Кто был со мной из одноклассников в этот момент – не помню. Помню, летом папа ходил в новую школу собирать парты.
Помню, что 1 сентября 1991 года было воскресенье, и линейки проводились не во всех школах, поэтому моя мама, которая работала учительницей, единственный раз в моей школьной жизни смогла пойти со мной в новую школу. Помню, я не боялась новой школы, потому что со мной поступила моя одноклассница из 50-й школы Оля К. Помню, после линейки все пошли в цирк.
Помню, что сидела на первой парте то с Мишей П., то с Максимом Ли. Помню Валентину Михайловну – пожилую и строгую. Её муж работал физруком в нашей школе. Ещё у них была дочка Маша, удивительно маленькая для таких пожилых родителей. Валентина Михайловна любила порядок, она не разрешала писать на доске, но очень беспокоилась о нашем почерке. Мы опять, как в первом классе, начали писать по палочкам, ещё долго у многих из нашего класса был круглый одинаковый почерк (у меня, кстати, он до сих пор такой). Помню, было странно и неудобно писать двумя пастами – синей и зеленой, выделяя все безударные гласные и орфограммы – карандаша Валентина Михайловна не признавала.
Помню, каждая четверть начиналась с контрольной работы по математике и диктанта. Остаточных знаний было немного, а оценки ставились строго, поэтому у многих четверть начиналась с троек. Помню, на зимние каникулы задали выучить наизусть «Сказку о попе…» Пушкина, и потом почти всю третью четверть мы по очереди её рассказывали. Валентина Михайловна могла спросить с любого места, в самое неподходящее время (например, в конце урока математики), и это было очень тревожно.
Читать дальше