Мы живем в двухкомнатной съемной квартире с моей старшей сестрой Тамано и младшими-близняшками, которых зовут Фарзона и Шабнам, в честь никому не интересных таджикских певиц. Точнее, мама и папа живут в маленькой комнате, а я в большой с тремя девочками. За все 16 лет моей несчастной жизни я ни разу не оставался один дома, и зимой у меня всегда насморк и болит горло, потому что кто-то из сестер обязательно хватает простуду, а я заражаюсь от них. У меня в карманах всех зимних курток лежат леденцы от кашля и салфетки, натыренные из разных кафе. Там я сижу, просто чтобы отдохнуть от сестер.
Мои сестры ведут активный образ жизни. Тамано, которую все зовут Тату, учится в Кульке и занимается лошадьми. Вы иногда можете видеть, как она едет на рыжей кобыле по Митрофаньевскому шоссе или катает кого-то в карете на Дворцовой. И если вам интересно, кто засрал весь Вознесенский и Измайловский проспект, – это сделала моя сестра Тату. Она вечно перекармливает своих кляч.
Тату, как вы поняли, самая нормальная из сестер. А младшие, эти две самки шакала, танцуют в ансамбле. Допустим, ты сидишь, смотришь Годара. Вваливаются шесть девок, твоего Годара сразу нахуй, ставят свой шакалий вой и начинают вертеть перед тобой жопами и трясти животами. И еще в бубен колотят у тебя над ухом. И считают, что ты весь озабоченный, поэтому от их танцев как в раю. Ты идешь в спальню мамы и папы, но девки и там тебя достают, потому что у Шабнам очень симпатичный братик. Но это ладно. Костюмы они шьют сами, у нас же кризис в стране. И плевать, что ткань стоит дороже готовых изделий. У них каждые выходные пэчворк с декупажем, ну я не знаю, как это уже назвать, разложат эту херню, и долбят швейной машинкой, и тычут стразы. В ансамбле 13 девушек, и каждой надо пошить костюм, каждая по пять раз ходит на примерку, а меня гонят на кухню, нюхать папины казаны и сковородки. Как мои сестры орут, это даже объяснять не надо.
Орут они обычно на меня, чтобы что-то принес, вынес, прибил, помыл, подержал. Иногда полчаса клей отскребаешь или стоишь, как средневековый паж, и держишь край очередной юбки, чтобы не валялся на полу.
Но это еще не самое страшное. Страшное – когда вся толпа девок, включая двух твоих сестер, тебя одевает в только что сшитые наряды, красит и заставляет разучивать национальные танцы. В Средней Азии существует древняя и позорная традиция одевать красивых мальчиков в женское платье и выводить их танцевать перед сборищем мужчин. Обычно на свадьбах или каких-то других торжествах. Потом мальчики оказывают сексуальные услуги заинтересованным лицам. Благодаря русским, слава Аллаху, этот прекрасный обычай начали забывать, но в Афганистане и Пакистане красивых юношей дерут до сих пор. Такие парни называются бача-бази.
Если я отказываюсь танцевать, то получаю от Шабнам по башке. И если я плохо танцую, девки меня поправляют и пинают под жопу, чтобы я исправился. На самом деле у этих дур есть где репетировать. Тут недалеко бывший кинотеатр, который переделан в досуговый центр для молодежи. Им просто нравится меня доставать и делать из меня бабу. Папа один раз пришел пораньше и увидел, что они со мной творят. Но ни слова не сказал, просто ушел к себе. Он тоже неконфликтный. Мне было так стыдно, что я перед ним плясал в бабском наряде и с блестящей херней на голове! Я его не сразу заметил. Девки орали, свистели и хлопали в ладоши, а он смотрел. Я побежал к нему и долго просил прощения, хотя на самом деле я не виноват, это все они.
Папа просто сказал:
– Фарход, почему ты не дружишь с мальчиками?
И я поклялся папе, что буду дружить с мальчиками, хоть сдохну, но буду! Потом я обнял папу и разрыдался. Я знал, что это ненормально, когда парень плачет, но не мог остановиться. Папа меня гладил по голове и шептал:
– Ты не виноват, Аллах нас сотворил такими, какие мы есть.
Я сказал:
– Папа, мне это самому противно, просто мне деваться некуда! Я обязательно найду парня и буду проводить время с ним, а не с этими дурами, они у меня уже вот где!
Я еще раз обнял папу, ушел в библиотеку на углу Измайловского и Обводного и до самого закрытия читал «Мир как воля и представление». Я буду поступать на философский в Герцена, там конкурс маленький.
Шопенгауэр – молодец, навалял бабе, которая шумела и мешала ему заниматься. Я бы так не смог. Его очень трудно читать, и когда вникаешь, только себя расстраиваешь. Видишь, как человек бьется от того, что хочет нагнуть всю Вселенную, а достичь ничего не может. Единственный способ справиться с этим – подняться над всем и просто созерцать свои желания, это такой защитный механизм, по Фрейду. Но, знаете, мне очень трудно подняться над своим несчастьем и рассмотреть его интеллектуально в костюме турецкой танцовщицы, когда сестры пинают меня под зад. Зато очень легко сжать свою волю до размеров горчичного зернышка и потерять ее между половицами.
Читать дальше