– Обоих! – рявк на том конце от бригадира, и я невольно отшатываюсь от трубки. – Эта сволочь мне все гайки под шкафы засандалила, чем я закручивать-то буду? Рабочий процесс встал – все умиляются этой милой морде. Он залез в багажник и застрял, вылезая через него в салон. Застрял под двигателем. Залез на самый верх шкафа и наотрез отказался оттуда слезать самостоятельно. И при этом он ещё и помогать пытается! Ещё раз здесь увижу, убью!
От его воплей мой мозг заклинило, и я выдал первое, что вертелось на языке.
– Так я это… Уволен?
Рык, маты и мужской гортанный вопль, от которого тувинцы описались бы от восторга. Минута молчания, тяжёлое дыхание человека пытающегося взять себя в руки, и бригадир говорит спокойным тихим голосом, так, что хочется бежать на кладбище и закапываться в могилку, не дожидаясь естественной смерти:
– Нет, Петров. Как раз-таки ты чтобы как штык был завтра на работе. А вот кота… Увижу – кастрирую!
И я почему-то поверил. Сильно поверил. Даже ноги сжал, хотя угроза была не ко мне.
– Паап, – тихий ошарашенный голос Дашки сбоку. – Валик, он… Меня красивой назвал.
И глаза – полные счас… Нет, не угадал. Слёз они полные, опять.
– А сейчас-то ты чего ревёшь? – полный муки стон сам собою вырвался из моей глотки.
– А вдруг он солгааал?
Дашка уткнулась в колени, рыдая что-то на одной ноте. Мне захотелось крепкого самогона и побиться головой о стену.
– Стася… С тобой-то всё в порядке?
Дашка отвлеклась от рыданий и, ухмыльнувшись, кивнула в сторону ванной.
– Да нормально всё с ней. В обмороке валяется. Её наш Студень едва-едва за волосы дотащил до ванной, в себя привести пытался.
Я ошарашенно замер. За волосы? Наш кот, в котором и шести килограммов веса-то не наберётся?
– А меня разбудить?
– Ну, я пыталась… – и Дашка отвела глаза, тут же меняя тему. – Мама как сотовый в руки взяла да на звонок ответила, так и всё – рухнула навзничь. А ей всего-то сообщили, что наш Марин у них там в офисе шухеру навёл. Лапками по клавиатуре стучал-стучал, какие-то коды ставил, все умилялись. Ага. Доумилялись. Он им так настрочил своими лапками, что вся система компов в минус ушла. Я-то не совсем поняла, но кажись, кошак какой-то вирус новый им создал. Мама как один из программеров в осадок и выпала, всё ещё вон валяется.
И дочка хихикнула, напрочь забыв, что только что убивалась из-за какого-то парня. Тьфу. Девушки. С сыновьями проще…
По привычке глянув на часы, я сверился с бумажкой.
– Мы во сколько выходили?
– В семь ноль восемь. Я запомнила, когда пыталась маму убедить, что мы никуда ещё не опаздываем, – не отрываясь от переписки, пробурчала Дашка.
– Ага, восемь часов, да плюс ещё семь… Хм.
Я завис.
– Па, ты меня пугаешь. Пятнадцать же, ну, – и взгляд плохо скрываемой жалости.
Я поморщился.
– Не зуди. Три часа дня, значит. Хорош же я спать. Две минуты осталось.
– О, круть. А то попа уже затекла.
Из ванной послышалась возня, плеск воды, шорох пластиковой шторы и громкий Стаськин вопль, наполненный ужасом и отчаянием.
– Да я же это никогда не разгребу!
Дашка кхекнула и перевела взгляд на меня.
– Паап, а если всё кончится через две минуты… То как нам искать наших котов в городе, когда они никогда за дверь самостоятельно-то не выходили? Сами они явно не дойдут.
Я зажмурился. Захотелось чего-то алкогольного, поспать и побиться головой о стену. Нас ожидает замечательный вечер. В самом худшем понимании слова.
Мария Горан
Жил да был в одной деревне самый бедный бедняк. Не было у него ни земли, ни дома, ни свечки, ни даже одежды порядочной. Все, чем владел он, была его роба, и та сделанная из старого дырявого мешка. Мешок этот бедняку отдал торговец. Рассказал он, что скоро будет сказочно богат, да вот что рассказал:
«Люди поговаривали, что там, за северным лесом, есть город богатый, где все жители в добротной одежде ходят да в золоте. Уходили многие на поиски этого города, надеясь добыть себе богатства. Да никто не возвращался. А вот я вернусь!»
Уехал торговец. А бедняк думал-думал, да и тоже решил в тот город пойти. Если там все такие богатые, может, и он хоть монетку с дороги подберёт – уже богаче станет.
Что ему было терять? Пошел он через северный лес.
Шел-шел, да увидел гнездо. Почти развалилось оно, птенцы вот-вот выпадут. А матери и отца не видно. Вздохнул бедняк, снял верёвку с робы, которая вместо пояса была, подвязал гнездо да и пошел дальше.
Читать дальше