***
Мы накрыли боевиков неожиданно. Хотя, можно сказать и наоборот – они накрыли нас неожиданно. Мы вышли на небольшое плато, где и расположились на отдых враги. Они довольно громко и весело переговаривались, жарили на костре мясо. Мы начали обстреливать их, но неожиданно мы сами оказались в окружении – это была ловушка и мы, как последние идиоты, попали в неё! Бой, в самом деле, оказался жарким. Стреляли со всех сторон. Казалось, что моя роль состояла в том, чтобы не подставляться под пули. Я тоже палил по сторонам, по всем кустам, за которыми, как мне казалось, скрывался враг. Невозможно передать словами тот ужас, что творился там, на узком горном плато, скажу только одно – мы захватили самого Халима живым, а его банду – чуть больше 30 человек – развеяли. Многих перебили, но двоим или троим, удалось бежать!
Отойдя на несколько десятков метров назад мы присели отдохнуть и подсчитать потери.
– Что, дружок, притомился? – спросил меня старлей, садясь рядом со мной и закуривая.
– Есть немного! – ответил я, тоже закуривая.
– Так сказать, с боевым крещением … – Серёга не закончил мысль. Резко оттолкнув меня, крикнул: «Берегись!», закрывая собой…
Я сам толком не понял, что произошло. Только мгновения спустя сообразил, что друг заметил вражеского снайпера, целящегося в меня…
Снайпера сняли тут же, … но… слишком поздно.
Ребята помогли мне поднять старлея. Повернув его на спину, я увидел, как по губам у него стекает тонкая струйка крови.
– Не умирай! Что я скажу Светке? – шептал я, держа голову друга на коленях. Он только посмотрел на меня грустными глазами и тихо сказал:
– Поздно… Лизе скажи… чтобы счастливая… была, не плакала… Светка… простит пусть, – он безвольно уронил голову. Я закрыл его глаза, и слёзы потекли по моим щекам… Я плакал, впервые в жизни я плакал от горя, … от потери родного мне человека… от сожаления, что не смог выполнить приказ жены, не уберег…
***
Серёжке посмертно присвоили очередной звание – капитана. Все мы – погибшие и выжившие – были награждены медалями и орденами за мужество и героизм. Лишь три недели спустя после гибели друга, получая за него георгиевский крест, я узнал, что мой прямой командир знал, на что идёт, его предупреждали, что банду Халима так просто не взять, но он решился, он просился туда – к Магасу, просился для того, чтобы обезвредить боевиков, чтобы погибнуть и прославить свое имя.
Мне кажется, он уже тогда знал, что Лиза его не дождётся и, наверное, именно поэтому стремился снискать славу, пусть даже и посмертную…
История случилась в мои далёкие армейские годы. Когда служили еще по 2 года и в части были те самые «деды». Только вот никакой жуткой и пугающей «дедовщины» у нас не было. «Дедушки» были для нас не кичливыми отморозками, а наставниками и учителями. Так вот… о чем это я?
В армии есть две беды: сигареты и сгущенка. Ни того, ни другого днём с огнём не сыскать, ну ежели только с нужными людьми дружбу водить. Особенно, в той «дыре», где мне довелось служить. Магазинов в части не было, а до ближайшего «островка цивилизации» было километров 50, не меньше. А тут такое дело – мне «зелёному духу» – тётка под самый новый год прислала посылку. Да не просто бандерольку, а целую посылищу, килограмм эдак на 15. Много чего, но главное, пять килограммов чистого, настоящего … (нет не спирта) … бельгийского шоколада. Кто служил, тот поймет, что такое – получить посылку из дома, да еще и со вкусностями. Будучи неисправимым сладкоежкой, я жестоко страдал от недостатка глюкозы и эндорфинов, ею порождаемых, пока тянул лямку.
Шоколада в тот день я не увидел. Но зато увидел много чего другого. Например, хитрую морду лица нашего сержанта.
«Попа слипнется!» – провозгласил он, конфисковывая мой законный шоколад.
«Не слипнется! – пробовал отбиться я. – Это моя посылка! И я Вам ее не отдам!»
Кто пробовал отбиться от сержанта, тот поймет. Проще взять Безымянную Высоту, чем отнять то, на что сержант положил глаз, а в моем случае, так и «лапу», а лапищи у него были загребущие…
«Вот будешь хорошо себя вести, вместо меня в наряд сходишь, а я тебе кусочек шоколадки дам, а может и не дам… зависит от того, насколько хорошо наряд сдашь!» – провозгласил недоофицер.
Делать было нечего – шоколада хотелось. Пришлось идти в наряд. Но то ли я так несчастно выглядел, когда драил унитазы, то ли у «дедушек» проснулась совесть, одному Богу известно. На следующее утро весь шоколад в нетронутом виде был мне возвращен с условием разделить его между товарищами. Тот новый год мне запомнился. Шоколада мы тогда наелись на всю будущую жизнь. Наелись все. Но самыми ценными для меня тогда слова благодарности моих товарищей, получивших от меня столь щедрое угощение.
Читать дальше