Александр Черенов - У Света и Тьмы. Книга вторая. Агент Сатаны в Раю

Дивны твои дела, Господи: и это знает!

– А для чего они?

– Для Тайного Совета.

– ???

– Совещательный орган при Вседержителе.

– А эти… двадцать четыре?

– Шутишь!

Мафусаил презрительно сплюнул в «траву» из облака.

– Это – так… Что-то вроде Общественной палаты… А Тайный Совет – это высший исполнительный орган рая. Совет Министров, Совет Безопасности, Совет Обороны, Постоянный комитет Политбюро ЦК – и всё это «в одном флаконе», как говорят на Земле.

– Сила!

Я уважительно покачал головой. Если и было несоответствие формы и содержания, то только по линии формы. Содержания было – ого-го!

– И ты – член этого Совета?

Мафусаил неожиданно дёрнул щекой. Вряд ли – от удовольствия. Скорее – так, словно у него внезапно заныл зуб.

– Светоносный…

Он быстро «обстрелялся» глазами и понизил голос. Вот тебе и демократия!

– … Властелин Тьмы верно определил моё положение в Совете: кандидат в члены Политбюро. У меня – лишь совещательный голос.

В голосовании я не участвую, и решения не принимаю. Я всего лишь высказываю мнение. Мнение специалиста. Да и то – когда спросят. Так: «сбоку бантик». Да и спрашивают чаще не меня, а с меня!

– Не боишься?

Я выразительно повёл глазами по сторонам.

– Чего: откровенности?

– Угу?

– У нас это не только не осуждается, а, напротив: приветствуется. Да и чего бояться: как говорится, «дальше фронта не пошлют».

При этих словах Мафусаил почему-то втянул голову в плечи и боязливо огляделся по сторонам. Прекрасная иллюстрация слов. Наглядное средство агитации – за торжество дела демократии в отдельно взятом раю.

– И вообще: прям – значит, чист. Не держишь «камня за пазухой».

– Удержишь тут!

Я выразительно покосился на кусты и деревья. Словно подтверждая мой скепсис, Мафусаил оставил реплику без ответа. Целесообразнее было оставить «скользкую» тему – и я вернулся к персоналиям.

– И много в Совете людей на твоём положении?

Мафусаил на ходу начал загибать пальцы.

– Значит, я, Зоил, Исраил, Эфраим, Ефиим… Всё. Пришли.

Оригинально закруглился – но мы и в самом деле стояли перед небольшой, «условно» раскорчёванной площадкой…

Работа впечатляла. Своим отсутствием.

– Что ж так хреново?

Я не смог сдержаться: мне ведь исправлять.

– А кому делать иначе?

– Резонно. Это ведь тебе не «аллилуйкать»!

Я не только «прикусил язык»: испуганно вращая глазами, зажал рот ладонями. Обеими. Но Мафусаил махнул рукой – не забыв при этом в очередной раз оглядеться по сторонам. Вот, он – закон единства и борьбы противоположностей в действии.

– Не дёргайся. Господь на такие вещи смотрит демократично.

То-то ты нырял головой в плечи! Не иначе – от избытка демократии!

– Он – человек дела, и прежде всех других ценит именно это качество. И не только в ангелах, но и в людях.

Намёк был понятен. Но я всё же решил уточнить.

– Ну, ты же слышал, что я – неисправимый атеист…

– Но и ты слышал, как «аттестовал» Господь «аллилуйщиков»!

В умении полемизировать этому «прорабу» нельзя было отказать. Да и некогда уже было: наступало время работы. Но напоследок я всё же высказался. От всего сердца. Так, словно прощался с душой нараспашку – прежде чем застегнуть её на все замки и пуговицы.

– Руки из жопы выросли у того, кто это делал!

Наверняка, в этот момент я заработал ещё одно очко. Только не знаю, куда: в актив или в пассив.

– Чего ты там копаешься?

– Да, вот…

Смущённо отводя взгляд, подъархангел извлёк из планшета какую-то бумагу. Судя по её белизне, я был первым, кому предстояло с ней ознакомиться.

– Это что?

Подъархангел смутился настолько, что дал текст куда-то «на девять часов».

– Да так… Эскиз… Набросок… Так: черновик…

– Можно?

Я покосился на это самое «да так».

– Только не бей сразу: я – ведь не архитектор. Я – всего лишь прораб.

Я согласился, уже склонившись над бумагой.

«Неплохо для прораба! И вместе с тем – плохо… для прораба!»

– Ну? Что скажешь?

Я ведь обещался «снизойти». Надо бы сдержать обещание – только я ведь не ангел! Где ты, «золотая середина»?

– А говорил, что – не архитектор…

Суровое лицо подъархангела расцвело от удовольствия.

«Торопишься, парень!»

– Ты тут – прямо Микеланджело, Браманте и Брунеллески – в одном лице!

Мафусаил не знал, куда деваться от смущения. Наверняка он не слышал об этих зодчих, но фамилии звучали! О, прекрасный итальянский язык! Как быстро ты лишаешь человека равновесия и объективности!