Владимир Титов - Одна нога здесь… Книга вторая

Через три часа телега показалась обратно. Докука вез опятического знахаря. Чурич был ростом повыше Зайца, изрядно худ, носил длинную узкую бороду, битую сединой, и был при изрядной плеши, притаившейся за оттопыренными ушами. Вместо обычной одежды, что принято носить промеж людей, знахарь предпочитал облачаться вне зависимости от времени года в один и одно и то же чёрное рубище, которое постоянно было перепачкан мукой всюду, где только можно. Заяц приготовил к его появлению самую лучшую из своих улыбок, и выскочил во двор с распахнутыми объятьями, дабы показать, как он рад такому гостю. Однако Чурич лишь сурово зыркнул в его сторону и поспешил внутрь, сосредоточенно размахивая узелком, который держал в руках. Перед самой входной дверью он остановился на миг, и обронил:

– Больной где?

– Так во второй каморе… – растерянно протянул корчмарь. Когда знахарь скрылся из виду, он кинулся на Докуку:

– Чего это с ним, а? Поругались вы что ли?

Докука оставил в покое мешок, который уже начал было стаскивать с телеги. Пожав плечами, принялся рассказывать:

– Сам не знаю, чего он смурной такой. Я к нему сразу заезжать не стал, решил на обратном пути его захватить. Чего, думаю, задерживаться, потом все обскажу, ну, может, подожду самую малость, пока соберет он свои пожитки, там, снадобья. Стеньку у дома ссадил, купил на ярманке чего надоть. Подъезжаю, значит, а Чурич меня уже встречает, вот как раз с узелком наготове. Откуда и узнал?! Я и рта раскрыть не успел, а он в телегу влез и говорит: Поехали. По дороге я уж и так его выспрашивал, и этак, а он молчит, как рыба. Ни гу-гу! Я ему давай излагать, что ты ему передать просил, а он все одно молчок. Ни словечка не обронил до самой корчмы. Представляешь?..

С последними словами, Докука взвалил себе на плечи мешок поздоровше, показывая, что рассказ окончен, и потопал в сторону клетей. Зайцу объяснение ничегошеньки не объяснило, и он остался топтаться во дворе, наблюдая за разгрузкой телеги. Подняться наверх и глянуть на правах хозяина заведения, как Чурич будет знахарить старика, корчмарю не доставало смелости. Ладно, мы и туточки переждем! – утешал себя Заяц, морщась, когда Докука со зверским эханьем тягал очередной груз.

Ждать пришлось совсем недолго. Чурич сбежал по лесенке, хмуря редкие брови и пожевывая губу. Пока он шёл от лестницы к стойке, Заяц с изумлением узрел на лице сельского чародея недоумение и – Боги Небесные, сохраните и оградите! – растерянность.

– Чародейство мне не в новинку, а такого со мной ещё ни разу не приключалось, – сбивчиво и непонятно начал Чурич. – Домой вчера прихожу, а там на столе узелок лежит и записка берестяная при нем. Думал, может подбросил кто? Кто в дом к колдуну-то сунется, пока хозяин в отлучке? – Чурич ухмыльнулся, и корчмарь согласно покивал. Надо думать, мельник-чародей не упускал случая попугать односельчан жутенькими чудесами, дабы жить покойно и не опасаться, что ребятня репу с огорода сворует, или гулящие парни поленницу развалят, или пьяный бездельник уволочёт выстиранные портки… – Читаю, значит, записку ту: «Милостивый сударь, в сем узелке лежат снадобья, которые скоро понадобятся моему другу – одноногому старику, что остановился в корчме на перекрестке. Там на вывеске смешные заячьи ушки изображены. Пожалуйста, когда завтра за вами заедут, чтобы его вылечить, просто отвезите этот узелок к нему и объясните, чего и по сколько нужно принять». Ну, дальше как раз и расписано, чего и поскольку. Я в узелок глянул, точно – всё то же и лежит, что указано. Причем снадобья-то какие редкие, ты бы знал! Ну и в конце: «Заранее вам признательна. Л.». Представляешь себе, какая-то Л. запросто может прислать мне узелок незнамо откуда, а я и сделать против ничего не могу! «Милостивый сударь», надо же!

Заяц незаметно усмехнулся: не «какая-то Л.», а некто Любава, знакомая нашего старика, и, судя по описанным событиям, весьма сильная ведьма.

Чурич же, тряся своей забавной бородой (даже, скорее, бороденкой – подумал корчмарь, оглаживая свою изрядную бороду лопатой), продолжал дальше:

– У себя дома чувствую себя, словно подглядывает за тобой кто-то невидимый. Присматривает, едрёнть! Задумай я, небось, из узелка того чего себе взять, так ведь эта Л. меня вмиг бы наказала. С полудня, как дурак какой, на крылечке стою, Докуку твоего дожидаюсь, чтобы скорее в корчму со «смешными заячьими ушками» отвезти узел со снадобьями вашему старику и от всей этой напасти избавиться. Ну и чего, спрашивается, она своему старику разлюбезному лично в руки узелок этот не подкинула, раз силу такую имеет? Чего через меня-то?