Сейчас, когда он снова видел Лерино лицо на стене, ему стало невыносимо больно от желания захватить эту картинку с собой. Но нет. Решение принято. Плоть его всё ещё бунтовала, но головой он прекрасно понимал, что желание это детское и глупое, что не стоит брать с собой ничего лишнего. К тому же Лера со всеми её чарующими улыбками и пленительными изгибами всегда c ним, всегда в его телефоне, двадцать четыре на семь. Да, формально между ними сейчас восемь тысяч километров. Они, по сути, не знакомы. Но это всё неважно. Потому что он уже целый год просыпается и засыпает вместе с ней. Потому что скоро эти километры растают. Как растает словно сон на рассвете этот ветреный, холодный посёлок. У которого даже имя максимально колючее. Максимально неуютное. Максимально пробирающее до костей. Максимально лишающее любых надежд.
***
«Зато максимально честное» – решил Лёха, шагая в пять утра на железнодорожную станцию. За спиной оставались хмурые серые пятиэтажки, лай потревоженных собак и запах черёмухи. Возле указателя с перечёркнутым словом «Февральск» парень остановился и сделал селфи. Тут же разместил его на своей страничке в Инстаграм. Ещё одно фото щёлкнул на фоне ярко-салатного, сильно покосившегося, но свежеокрашенного поселкового магазина с аляповатой вывеской: «Минисупермаркет». Привычным и доведённым до полного автоматизма жестом пролайкал все новые фотографии Леры. И вдруг услышал далёкий, протяжный гудок паровоза.
О нет, только не это! Он рванул с места в ту же секунду и побежал так, как никогда в жизни не бегал. Привычный лозунг: «Главное-не победа, главное-участие» для данной ситуации совершенно не годился. Лёха рванул отчаянней и стремительней, чем на областных соревнованиях по лёгкой атлетике. Тогда ставкой была всего лишь поездка на очередной этап соревнований. Сегодня же ставкой был билет в новую жизнь. Собственно, даже не билет, а сама его будущая жизнь. Которой просто не будет, если он опоздает на поезд. Не будет интересных путешествий, новых друзей и новых впечатлений. Не будет настоящей Лериной улыбки и настоящей Леры. Будут только мамины слёзы, папино ворчание, вечная железка и вечный холод. Разумеется, урождённый посёлка «Февральск» излишне драматизировал. Ну, а кто в его возрасте не драматизирует?
Увидев, что поезд трогается, Лёха до предела напряг все мускулы и натянул сухожилия. Помчался практически ничего вокруг себя не видя. Что есть силы. На самую важную для него сейчас медаль. А в голове в это время чередой сменялись картинки. Словно кадры допотопных диафильмов, что однажды нашёл у дедушки. Вот мама тихонько, а потом всё громче и настойчивей стучится в дверь его комнаты. Вот она закрывает распахнутое окно. Садится на смятую постель. Несколько раз перечитывает записку. Обхватывает руками голову. Вот в комнату заходит хмурый отец. Усаживается рядом. Обнимает жену за плечи.
– Спортсмен что ли? – услышал он сверху чей-то сиплый голос и увидел, как проводник, стоящий на подножке, тянет ему руку. Леха цепко ухватился, и усатый пожилой дядька втащил его в тамбур.
– Сильный чертяка, – ухмыльнулся дядька, потирая предплечье. Достал пачку сигарет из кармана, закурил, протянул Лёхе. Тот отрицательно помотал головой и попытался восстановить дыхание, слегка наклонившись вперёд и упёршись руками в колени.
– Точно спортсмен. Одобряю. Я тоже когда-то был спортсменом. Футбол очень любил. А билет то у тебя имеется, атлет? Или с билетом не по-спортивному?
Лёха сдернул с плеча сумку, достал телефон и показал экран проводнику. Тот взял в руки телефон, достал из кармана рубашки очки, надел, посмотрел внимательно на экран:
– А нормального билета, стало быть, нет? Бумажного? Эх, куда катится этот мир? Эпоха цифровых дебилов, прости, господи.
Лёха смущённо улыбнулся, уставился в пол.
– Стало быть в Благу намылился? – спросил его проводник, отдавая телефон обратно.
– Не совсем, – смущённо ответил Леха.
– В Москву что ли?
Лёха выпрямился и поднял глаза:
– Хм. А как вы догадались?
– Да тут и гадалкой быть не надо. По глазам твоим всё понятно. Эх, пропадёшь ты, хлопец в столице. Слышал небось, что где родился, там и пригодился?
– Вы даже не представляете сколько раз, – улыбнулся Лёха и попрощавшись, и поблагодарив работника железки, прошёл в вагон. Ритм дыхания быстро пришёл в норму, но сердце в грудной клетке продолжало танцевать. Только уже не безумный канкан, а скорее какой-нибудь медленный вальс. Леха попытался вспомнить, какую мелодию они слушали однажды на уроке. В конце концов, как это ни странно было ему самому, вспомнил. Вальс цветов Чайковского. Точно, именно эта музыка сейчас звучала у него в груди. Только почему они слушали её на уроке математики? Этого он вспомнить не смог.
Читать дальше