Владимир Чистополов - Пьяные бывают резвыми, а трезвые пьяными

Дмитрий и Вячеслав, незаметно потягивая горячительный напиток из тонкого шланга, спрятанного в рукаве, закусывая выпитое булкой и колбасой, с интересом поглядывали вниз. Благодатное тепло наполняло их тела и души.

– Не такая это плохая штука – театр, признался Вячеслав, до пояса расстегнув рубаху, так что стала видна грелка, засунутая за пояс, – гляди Дима, какой там в партере карась сидит.

Он ткнул пальцем в дородного гражданина в дорогом чёрном костюме, который, нагнувшись к даме в фиолетовом бархатном платье, шептал ей на ухо какие-то слова, от которых она благосклонно улыбалась.

– Это не карась, а цельный буффало, ответил Дмитрий, соснув из шланга очередную порцию "живой воды", гляди, как у него жабры шевелятся, когда он свою напарницу разговорами охмуряет.

– Наверное, коррупционер, – хихикнул Вячеслав, – вон какую физиономию наел. И рядом, заметь, такие же сидят. Жирные караси. Они, наверное, все время кушать хотят? Их, мне кажется, прикормить надо, чтобы они расслабились.

Он вытащил из сумки булку, порвал ее на части, колбасу на куски расчленил, прикусывая передними зубами, всё сложил перед собой на обшитые красным материалом широкие перила балкона и шепнул Дмитрию:

– Давай покормим…

Приятели принялись швырять булку вперемешку с колбасой вниз, в партер. Шум в зале начал нарастать, заглушая голоса артистов и нежную музыку.

Жены заорали и принялись отчаянно колошматить мужей, оттаскивая их от края балкона. Якобы, интеллигент, сидевший в углу, пытался вмешаться и задержать нарушителей, но жены дружно пресекли его порывы и быстро потащили мужей на выход, пока полиция не появилась. Хорошо, что дело было в теплое время года, а жены оказались сообразительными в непростой ситуации, помогли быстро покинуть чертоги храма культуры. Иначе задержка, например, в гардеробе натурально могла стоить нашим рыболовам уголовной статьи за хулиганство в общественном месте. Но, не пойман – не вор!

Их проступок закончился неприятными семейными скандалами, обещанием спиртного больше никогда не пить, если они дорожат семьями и детьми. Жестоко, но справедливо.

Зато ходить в театр жены их больше не заставляют, потому что поняли – от мужей на рыбалке больше толку. И польза есть какая-то, рыбу то все любят. А в театре рыба не живет.

В бане у Кеши, который заманил меня на дачу вместе с двумя товарищами, было жарко. Тусклая лампочка с трудом освещала помещение, потому что Иннокентий все время плескал на каменку пивом, отчего пахло хлебом и духмяный пар застилал все вокруг. И было хорошо.

Время от времени мы выскакивали из парной и садились за стол в большом и чистом предбаннике, напоминавшем летнюю веранду. Кеша сразу вытаскивал из ведра с холодной водой бутылку водки и проворно разливал содержимое в граненые стаканы.

После пятого захода двое наших товарищей, завернувшись в простыни с головой, превратились в коконы и уснули под столом так крепко, что на них можно было ставить ноги.

А мы с Кешей заскучали по компании.

– Как-то грустно проходит мероприятие, – заявил Кешка, пристально разглядывая нахохлившийся на вилке огурец. – Романтизма нету, пьянка простая, меня такое не устраивает. Даже песен не попели, а уже под столом валяются, – он кивнул на уставших приятелей, – совсем плохие стали, старость не радость. Как бы нам их взбодрить, чтобы компанию не рушили?

– Взбодрить можно, – говорю я, – другое дело – понравится ли это им? По стручку острого перца в шлюзы, и я гарантирую, что они не только оживут, но и станут чрезвычайно бойкими.

– А что, – загорелся Иннокентий, – можно попробовать. Я в каком-то старом кино видел, как гайдуки туркам перца в штаны насовали, это было зрелищно. Серега и Витька сейчас все равно ни хрена не соображают, скажем потом, что это они сами – на спор…

Сказано – сделано. Кеша принес из дома два ядреных стручка острого кайенского перца. Надрезав кончики плодов, мы, подвинув простыни, осторожно ввели их в каудальные отверстия спящих на полу мумий.

Ждать пришлось недолго. Сначала Витька, а потом почти синхронно Серега резко обнажили головы с удивленными, как у лемуров, большими глазами. Затем их рты разверзлись, выплевывая грязные ругательства, и наконец жуткий вой пронзил окрестности. Оба человекообразных, словно собаки Баскервилей, кинулись, ломая стулья, из-под стола в сторону большого бака с холодной водой и одновременно погрузили в него свои седалища, проделывая под водой пассы трясущимися руками и пытаясь освободиться от непонятных чужеродных предметов, прочно засевших в их организмах.