Альбина Снежинская - Безразмерный спецназ

Кузьмин спокойным шагом пересек салон.

– Кто прожектор включил! – сердитый взгляд старшины уперся в красную бабочку. – Тут только ты сидел! Сам включил, и еще панику разводишь! Ох, лучше бы вместо магнитных харчей мы тебя на вокзале забыли! Натерпимся с таким паникером! А вообще, чей это фонарь?

– Мой, – смущенно откликнулся Гоша. – Но мне без него никак! Я музыку пишу, но пишу в основном по ночам, а творческое настроение создаю с помощью света. Накину на фонарь красный платок – любовь мажорная звучит, синий там или черный достану – грусть минорная на ноты так и ложиться! А смешаю цвета – сам не знаю, что получится!

Все слушали Гошу, раскрыв рот.

– И много у тебя платков? – поинтересовался Арсеньев.

– С собой только один чемодан, но это не беда, буду импровизировать! Вот тюбетейка на парне какая, разноцветная, с блестками! Такую радугу если на лампочку надеть – страстная феерия зазвучит…

– Помогите, караул, меня кто-то сзади укусил! – «зазвучал» подпрыгнувший Бубликов.

– Ну, это невозможно, с ним одни проблемы! Комар укусит – а паники на слона хватит! – зашикали со всех сторон.

– Комар!? Глядите, штаны мне прокусил, кровь ручьем хлещет! А воет как страшно, бешеный, наверное!

В углу что-то шевелилось и издавало завывающие, утробные звуки.

– Чей это мешок?

– Мой! Но там только инструмент, сейчас покажу! – развернул рюкзак Гоша. – Ой, смотрите, котик в трубе головой застрял, бедный, испугался злого дядю и кричит!

– За самим постоянный присмотр нужен, а он еще кота везет! – шипел психиатр, демонстрируя всем свои царапины.

– Да это не мой, я его на вокзале накормил, он, видать, залез в сумку, пригрелся там и заснул! Худой какой, одни косточки, а ссадин сколько, царапин, бедный ты мой!

– Заяц, значит! Безбилетник! За борт его! – взмахнул «гирями» Кузьмин.

Животное жалобно посмотрело на Гошу, лизнуло его в шершавую щеку и прижалось к могучей груди спасителя.

– Не надо, прошу вас! Я его в питомцы возьму, – нежно поглаживая урчащего кота, умолял Магнитов. – Смотрите, какой ласковый.

– Ладно, пусть пока остается, а там видно будет!

Наступило временное затишье. Кот мирно спал за пазухой музыканта и нежно мурлыкал, психиатр тоже, кажется, задремал, шевеля нахмуренными бровями, а Арсеньев что-то задумчиво писал.

– Тьфу ты, черт! – выругался он. – Сашка, ручка есть, а то моя сломалась.

– Сейчас схожу, в сумке посмотрю!

Парнас залез в один из многочисленных кармашков объемного баула, и вдруг его пальцы нащупали что-то гладкое. Александр развернул находку – в руках алым пламенем развернулись кружевные женские трусики! Что это? Откуда? И тут он вспомнил! Хлопоты и сборы по случаю отъезда так закрутили его, что он совсем забыл о своей вынужденной покупке. Жене он не решился подарить подобную вещь, думал при случае избавиться от нее и припрятал подальше от посторонних глаз.

– Что ты там возишься?

– Уже иду, – ответил Саша и в спешке, не дай бог, кто увидит, не глядя, запихнул находку обратно. – А что ты пишешь? – быстро, чтобы скрыть замешательство, спросил он друга.

– Описываю события сегодняшнего дня. Знаешь, я, наверное, не буду убивать нашего «благодетеля» Склизкого. Ну, может, попинаю немножко, и все.

– Рад за него.

– Говоришь, он похудел на тридцать кило?

– Больше!

– Боюсь, нам это не грозит.

– Почему? – спросил Парнас, ожидая очередной шутки.

– Потому! Сколько ложек сметаны заменяет минута смеха? Подсчитал? А теперь умножь все это на три месяца, что нам предстоит провести в обществе этих чудиков, Саксофона и Бабочки. Какая тут, к черту, диета!

– Да, ты прав, я давно так не веселился, – глаза Александра радостно заблестели. – Какой тут огромный сатирический потенциал для твоих рассказов!

– Это мы еще остальных не слышали.

И тут весь «сатирический потенциал» затрясся, подпрыгнул вместе с кукурузником, и дружно ойкнул. Друзья громко захохотали.

До конечного пункта где-то под Пензой добрались только к вечеру. Широкие ворота гостеприимно распахнулись перед гостями, а яркая вывеска заманчиво гласила – «Сказка»!

– Вот и наша дорогая лечебница! – гордость за родные места распирала Кузьмина.

С первого взгляда открывшаяся взору картина никак не напоминала лечебницу. Со второго и третьего тоже. Живописный вид скорее навевал мысль о сельской идиллии: сквозь листву проглядывали белоснежные колонны светлых корпусов; аккуратные хозпостройки утопали в ярких цветах, а ухоженные огороды радовали глаз густой свежей зеленью. Раньше здесь был пионерский лагерь, и когда-то детский смех весело звучал среди раскидистых ветвей, а сейчас стояла непривычно-умиротворенная тишина.