Олег Ёлшин - Страна людей

Это были не террористы и не мятежники. Там собирались в своем диковинном танце люди, одетые в немыслимые наряды или почти без них. В руках они держали лозунги, которые пестрели надписями: “Свободу ЛЮБВИ!”, “Свободной ЛЮБВИ!”, “ЛЮБВИ!”. Одни на руках несли молоденьких раскрашенных девиц, другие в немужском объятии волосатой рукой ласкали своего возлюбленного, третьи, отвергнув мужскую половину, предавались неженским ласкам. Но все требовали одного – СВОБОДУ Любви! Откуда в этом маленьком городке взялась такая масса народу, которая, презрев устоявшиеся традиции и стыд, предалась разврату и похоти, неизвестно. Может, их не было еще вчера – ведь не может в этих маленьких квартирках, в цехах, в рутине повседневности тайно возникнуть такое мощное и нетрадиционное движение. Однако толпа поражала своим количеством и особенно бесстыдством. Так все виделось с высоты смотровой площадки МЭРии, где наше благородное собрание справедливо негодовало. И не понять им было, что в каждом человеке есть все – и поэт, и растлитель, трудяга и разрушитель, влюбленный и извращенец, гений и, просто, тупица и бездарь. Есть все, но каждый выбирает для себя то, что ближе, потом идет и с этим живет. А с волшебной вакциной Ильича все так смешалось, обострилось, стало так явно и неотвратимо – неудивительно, что захотелось сделать то, что хочешь, а еще написать это большими буквами на плакате. Только почему именно это? Однако здесь был затронут, видимо, главный в жизни вопрос – речь все-таки шла о любви, какой бы она ни была.

Хаос нарастал. Толпа, почувствовав свою безнаказанность (а безнаказанность толпы – страшная вещь, если есть толпа, она обязательно должна быть наказана, особенно, когда она несанкционированна), … итак, она почувствовала себя в свободном плавании и без законного ареста, распоясалась совершенно. Какими словами мысленно поносил их Большой Человек – начальник милиции! С каким удовольствием он оттянул бы их в “сопло” и закатал под ”пресс”. Эти разрисованные и разодетые, вернее, раздетые куклы, забыли бы, какого они пола. Хотя, бывает ли пол у извращенцев? А толпа действительно распоясалась и остатки пестрой одежды уже летели на площадь. Теперь эта, вчера еще такая пьяная площадь, стала совсем голой…

И, о ужас!

Надо сказать, когда этот парад пришел на площадь, уважающие себя граждане, то есть уважающие свое право быть прикрытыми и не показывать свои пристрастия и тайные мечты, горожане успели быстро ретироваться. Что же – каждый имеет право на болезнь, свой психоз, каждый имеет право сводить себя с ума по-своему. Но, о ужас! Стоило на площади последнему, особенно “совестливому” члену этой новой организации, сбросить свой наряд и остаться абсолютно нагим, произошло непредвиденное. Завидев это, Большой Человек захотел сам броситься на площадь и воспрепятствовать, но, памятуя приказ, лишь бессильно заскулил.

Из узкой улочки возникло видение. Из дальнего угла площади случилось потрясающее явление. Оно, как лучик утреннего солнца, невинно приближалось к обнаженной толпе и несло с собой запах юного тела, радость недавнего сна, чистоту помыслов и непорочность. Ее розовая юбка развевалась в этих нежных лучах, тоненькая фигурка едва касалась мостовой восхитительными утонченными ножками (именно утонченными, а не тоненькими). И вся она была, словно нежный лепесток, который недавно отлетел от величественного цветка и еще не понял, куда попал? Это была Катенька. Девушка торопилась на работу в Мэрию, немножко проспала, собиралась второпях и забыла дома очки. А потому не видела, куда идет и где сейчас окажется. Толпа удивленно замолчала, и люди внимательно с интересом на нее смотрели. А она все шла через большую площадь навстречу им, не смущаясь и не замедляя шага. Люди на смотровой площадке в ужасе прилипли к стеклам балкона, ожидая самого страшного и, главное, непоправимого. Сейчас эта голая, безобразная толпа поглотит их любимую Катеньку; и девочка станет такой же, как все эти люди на площади. Сейчас, такая нежная, всеми любимая девочка-секретарь прикоснется к месиву из одурманенных людей, руки их вырвут ее из этой пустой площади, голые тела закроют собой этот нежный цветок – и сорвут его, растопчут и надругаются…

– Сделайте что-нибудь! – хором закричали помощники МЭРа.

– Спасите ее! – завизжали налоговые женщины.

– Есть здесь мужчины? – в ужасе завопила их начальница.

Вдруг там внизу один парень, брезгливо оттолкнув голенькую подружку-друга, наклонился к земле и начал лихорадочно одеваться. Потом огляделся и кинулся с площади. Теперь уже какая-то женщина начала натаскивать на себя свой наряд. Кто-то, опустив дурацкий лозунг, спрятался за голые спины. Катенька все шла и улыбалась, глядя на этих людей, пока не замечая, куда идет. А толпа уже успела набросить свои наряды, и теперь эти люди смотрели друг на друга, на Катеньку и на самих себя. Это было видение! Это было наваждение! Как невинная чистая душа – девочка в розовой юбке, могла так подействовать на этих людей? Никому из них и в голову не пришло ничего дурного, потому что такое было просто невозможно. Теперь уже главный милиционер со смотровой площадки смотрел и недоумевал. На месте этих людей он бы… Эх! Он бы!… И теперь недоумевал. Катенька поздоровалась с людьми на площади, улыбнулась наивной детской улыбкой, сделала еще несколько шагов и впорхнула в здание Мэрии. Слава Богу – все обошлось!