Евгений Шестаков - Хультура речи

Вставай, брат. Имеешь возможность оправдаться и искупить. Переодевайся. Вон тот танк — твой. Вот этот командир — твой. Вон те бугры на горе — япошкин укрепрайон. Завтра, с рассветом. После артподготовки. А сегодня — на-ка вот тебе, выпей...

...Выпили ссаки ихней горячей по полнаперстка. Потом инструктаж на завтра. Господин полковник Тонука Каноэ, замкомдив, долго не рассусоливал. Задачу поставил тремя словами. Долететь, обнаружить и уничтожить. Последний самолет, последняя горючка, последняя взрывчатка — все нам. Мы обязаны. Ты обязан, Сучара. Боги любят, когда в огне ты падаешь с неба. Ты обязан, Ноутбукэ. Боги знают, что ты знаешь, как надо мстить. Ты должен, русский. Твой бог, если он у тебя есть...

Есть! Он! Сверился Сучара и карту не отложил. Отбросил. Лицо ко мне повернул. Видел я такое лицо. Не раз. И у меня такое лицо. Наверно. Понял тебя, братан, не трать... Он, остров. Он, крейсер. Да, вижу, подходит уже. Привез. Серый, хищный, огромный. Беременный. Даже очень.

— ...Да, оцень много. Сто, двести тысяць смертей. Корабрь привезет, на острове соберут, в саморет погрузят. Необыцьная, не такая, как раньсе, бомба. Церый город убивает. Зенсины, старые рюди. Дети. Допустить нерьзя. Нет. Рюбой ценой уницьтозить...

Сбить. Поджечь. Расстрелять. Со всех сил старается. Как руки, сволочь, трассы свои к нам тянет. Испугался, сука. Боишься, сука. Сдохнешь, с-сука! Держи, Сучара!!! Держи!!! Курс!!! Держи!!! Так!!! Та-а-ак их мать носом в рот!!! Курс!!! Хер с ним!!! Хер с ним, что убило!!! Ты курс держи, братан!!! Ку-у-урс!!! Держи-и-и!!! Бог есть!!! Не фраер!!! Не дрыгайся, братан!!! Не вались!!! Делай!!! Делай их!!! Мужик!!! Один!!! Мудрый!!! Сказал!!! Де...

...лай, что должен.

И будь, что будет.

...И когда мы с тобой, брат, выбьем из стволов последний нагар, почистимся, помоемся и пойдем гулять по их улицам, ты сам увидишь и удивишься, как богата эта страна, как сильна и красива, как чиста и уютна была, пока не пришли мы с тобой. Как велики стада тучных северных женщин, как они вежливо улыбаются, когда ты задираешь стволом их майки, ища пару крепких грудей, и как слабы их бледные мужчины с портфелями, в которых носят они бумагу, и как мало нас осталось после боев, и как много нужно держаться теперь за груди, чтобы заселить все это мной и тобой. Во имя Великого Милосердного, брат, не надо ссать на него, просто дострели, дети ж смотрят, теперь это наши дети, их светлые глаза потемнеют, и большой черный камень будет в их душах, как и у нас с тобой. Видишь памятник? Они тоже были когда-то воины и ложились грудью на амбразуры, теперь они черви и извиваются, из подствольника не надо, брат, баши сказал гранаты беречь. Ты насмешил меня, брат. Нет, это не их Бог. Их Бога, зайдем в церковь, я тебе покажу. Это Микки-Маус. А этого не знаю, уши тоже большие, наверно, его сестра. Их Бог проиграл войну с Микки-Маусом, они перестали молиться и полюбили смеяться, они забыли, зачем люди показывают друг другу зубы. Да, красиво, я у себя во дворе тоже такой поставлю. Называется светофор. Брось, брат, зачем тебе его голова. Пойдем лучше я покажу тебе супермаркет. Если загнать туда этих женщин, то будет как в раю. Мы с тобой в раю, брат. Мы мертвые с тобой, брат. Не потому что умерли, а потому что родились с тобой такие. Нам не больно, потому что нас много. Нам не страшно, потому что их мало. Мы живая смерть, которая взошла вместо травы и солнца, проросла сквозь их тротуары и небоскребы, которая пришла, откуда они и ждали. Оставь, брат, футбол не наша игра, пойдем дальше, я покажу тебе карусель, ты узнаешь, что такое счастье, и опусти ствол, сейчас они закричат, не стреляй, не нужно, они ведь тоже немного люди, и должен же кто-то оплакать тех, кто смеялся...

Маленькие лесные партизаны, сто семьдесят человек, ели большую трофейную булку. Булка была высокого качества, сдобная, все были довольны и давились только в шутку.

— Ша! — вдруг сказал командир. — Слезай с булки, немца слышу.

Спрятавшись за недоеденной булкой, партизаны ударили себя по животам, заткнули друг другу все отверстия и таким образом замолчали.

— Ша... — уже тихо сказал командир. Он любил это понятие.

Повинуясь команде, партизаны взяли на изготовку обмотанные полотенцами дубинки и растопырили шаровары, постепенно сливаясь с местностью.

Немец был изможденный, с трудом передвигал ноги и шел совершенно один, если не считать еле плетущихся сзади четырнадцати танков. Плохо подогнанными пальцами он разбрасывал на ходу из мешка противопехотные мины, сам иногда наступая на них и горько плача от осознания того, что все они ненастоящие. Промышленность Германии работала из последних сил, фанерные с виду танки на самом деле были картонными, выданную дивизии на месяц булку украли прямо с платформы партизаны, а грибы и ягоды в лесу порубала развеселая кавалерия Доватора, сброшенная на недельку с парашютами, оркестром, полковой кухней и передвижной выгребной ямой.