Арсений Волощук - Кожа и чешуя. С чего начинается Деликатес

Если расписывать, как шла Баба с горы, то получится описание самой жизни. Каждый день одно и то же: проснулась, росой умылась, ягодами позавтракала, пошла. Гнездо нашла с яйцами, на обед съела и снова пошла. Травы, ягоды, орехи собрала – поужинала, дальше не пошла, спать устроилась. Идти, идти, идти, на небо поглядывать, чтоб драконы не поймали, и на землю, чтоб змею или муравейник не потревожить.

Часто по небу драконьи патрули рыскали. Косяками шли, головами в разные стороны вертели. Хорошо, что крылья у них шумные: машут со свистом, который издали слышно. Баба-ловец – чуткая, слух тонкий, успевала от их зорких глаз спрятаться. Ночевала на деревьях, привязываясь к сука́м верёвкой, которую из салона Драко-такси позаимствовала, чтобы на земле не сожрал кто ненароком. Шатались там ночами всякие лохматые, рычащие, деревья её качали, но она накрепко привязана – не стрясти. Натиралась травами душистыми, чтобы кровососы не заели. Когда речку находила, купалась или когда ягод не тех наелась, животом маялась – вот и всё разнообразие. Тридцать дней шла Баба по жизни, три пары сандалий истоптала, тридцать глав, скучных, одинаковых, полных описаний трав, цветов, кустов да камней можно было бы об этом пути написать, и назвать «Сага об идущей с горы Бабе». Но нет: Бабе скучно и автору скучно. Скучища! А нам с Бабой, как известно, скучища никак не подходит.

Заплутала Баба. Карта в голове перепуталась, и казалось ей, что не найдёт она никогда этот злосчастный блокпост и дорогу эту. Будет бродить до конца дней своих по Драконьим Горам, одичает окончательно, обратится зверем лесным и забудет людей вовсе. Вершина эта снежная с неба близко казалась, а по земле идёшь, идёшь, а она не приближается совсем. Словно отбегает на шаг с каждым Бабьим шагом. Если бы всё время под гору, то быстрее бы шла, но нет: на одну гору залезешь, спустишься – снова гора. Набрела на ущелье огромное. Долго по краю шла, искала переход. Увидела дерево, через расщелину перекинутое. Попробовала ногой, а оно рухнуло в пропасть с треском и гулом. Перепуганная Баба забилась под камень и скрывалась там полдня, опасаясь, что на звук этот громогласный все драконы слетятся. Так и не нашла надёжный переход: тем, кто летает, мосты ни к чему. Дошла до самого начала ущелья, где треснули горы и поползли друг от друга, водой разделённые, а там, вдали, долина такой красоты, что ни сказать, ни описать. Река ледяная, только с горы спустилась, чистая-пречистая и быстрая. Камнями разноцветными дно устлано, на солнце переливается пёстрой лентой. Приманила… Баба ногу в неё опустила – скрутило от холода, а вот лицо распалённое омыть – самое оно. В долине зелень сочная, трава высокая, луговыми цветами усыпана. Картинка невиданная, но чуяла Баба в этой картинке что-то до боли знакомое, зовущее, и хоть тут уже могла речку перейти и путь к людям продолжить, но пошла в долину, против своей стези, оставив за спиной снежную вершину. Целый день шла, а как ближе подошла, заметила в траве спины: вороные, серые, рыжие, гнедые…

Кони! Они скакали по долине, резвились, танцевали и нежились в тени деревьев. «Так, значит, есть она, та самая долина Вольных Коней, в которую скачут они мимо моей Коньей Горки! В школе говорили нам, что выдуманная она, врут друг дружке о ней кони, нет её на самом деле. Придумали себе мечту и срываются вскачь почём зря. Ан нет – не выдуманная! Есть досыта, пить допьяна и любить без просыпа – вот куда скачут кони, которых я останавливаю или на убой пускаю!»

Кажется, в этот момент Баба лишилась профессии, ну да ладно – до профессии ещё дожить нужно, а вдали крылья снова засвистели: драконы летят. Укрылась Баба под большим камнем, сердце аж замерло, чтоб стук его не услыхали, но не она на этот раз нужна драконам. Кони сорвались, поскакали в лес прятаться. Небо почернело: целая эскадрилья драконья прибыла; тенью крыльев, как тучей, поляну укрыли. Успели, отставшего гнедого от остальных отрезали. Часть драконов на землю опустились, один совсем близёхонько к Бабе, до хвоста можно дотронуться. Улёгся наземь, притаился, морды в траву высокую засунул. Лежит, караулит. Другие над поляной кружат. Оцепили рыжика со всех сторон большого поля и ну его гонять!

Баба от страха сжалась в комок, чтоб уменьшиться и совсем незаметной стать. И кто её дёрнул в долину эту тащиться? Шла бы да шла своей дорогой. Цветочки-лютики, лошадки-коники… Долюбопытничалась!

Конь по полю заметался, храпит. Драконы его пугают с воздуха, с земли, будто мячом играют. Куда бедняга ни кинется – везде чудовище поднимается перед ним, как из-под земли, пугает, преграждает путь к спасению. Гнедой уж и по диагонали, и поперёк, и вдоль поля проскакал, и нигде ему не вырваться. Драконы друг с другом перекрикиваются: «Взял!», «Жора, страхуй!», «Слева прикройте!», «Воздух, подключись!» Похоже, профессиональная команда работает. Баба думает: «Глупый ты конь! Куда несёшься, оглашенный? Им же от тебя лишь того и надо, чтоб ты боялся и метался до мыла. Остановись, замри посреди поля и язык им покажи. Пусть придумывают, что с тобой, умным, делать. Эх, знал бы ты, что им от тебя нужно, не дал бы себя загнать!»