Питер Мейл - Собачья жизнь

Однако так и получилось. Мадам сопровождала его рассказ ахами и охами, а Второй то и дело вскакивал, чтобы подлить вина ему в стакан. Смотреть на это было противно. По моему мнению, его следовало вышвырнуть вон после первой же фразы.

Вместо этого — вы не поверите! — они заплатили ему за потерю этой старой курицы, чего он, собственно, и добивался с самого начала. Когда Руссель натянул свой картуз, собираясь уходить, они втроем уже болтали как лучшие друзья. На этом все могло бы и кончиться, но не тут-то было!

Руссель, разогретый дармовой выпивкой и приличной суммой в кармане, вдруг остановился в дверях и сделал Дирекции предложение, услышав которое я похолодел.

— Вашего пса, — сказал он, — можно выдрессировать так, что он и смотреть не будет в сторону куриц. Есть один надежный способ, и раз уж вы так посочувствовали моему горю, я берусь выучить его.

Бывают в жизни такие минуты, когда вы видите, как на вас надвигается беда, но ничего не можете сделать, чтобы предотвратить ее. Я испробовал все способы: уговаривал, умолял, демонстративно хромал, заходился в приступе кашля, забивался под кровать и там трясся, но все безрезультатно. Этот старый садист коварно убедил Дирекцию в своем искреннем желании способствовать моему исправлению. Но я-то отлично понимал, что ему было мало щедрой материальной компенсации — он жаждал мести. Говорят, что-то подобное часто происходит во время разводов.

На следующее утро, как по заказу хмурое и серое, меня поволокли через поле в академию Русселя и сдали прямо на руки профессору. Он предложил Дирекции вернуться через час и пообещал, что они получат новую собаку, свободную от порочных наклонностей и навсегда излеченную от болезненной страсти к курицам. И — вы можете себе такое представить?! — они принялись его благодарить. Невероятная наивность! На самом деле они отличные ребята, но, увы, ни черта не разбираются в людях.

Руссель завел меня в сарай и запер дверь. На меня тут же нахлынули воспоминания, потому что все здесь — от земляного пола до обстановки — в точности повторяло мое первое жилище. Тесное и мрачное место, забитое фамильными ценностями — ржавыми ведрами, древними велосипедами, трухлявыми мешками, треснувшими бочками и массой прочего доисторического хлама, который Руссель, вероятно, копил, чтобы оставить в наследство благодарным потомкам. Я огляделся в надежде найти какой-нибудь путь к спасению и замер, обнаружив на жестяном столе труп вчерашней курицы, который за прошедшие сутки отнюдь не стал выглядеть лучше. Ее голова с увядшей бородкой свисала с края стола, а один остекленевший глаз с укором смотрел прямо на меня. Мрачноватая картинка, и к тому же я никак не мог понять, почему она лежит здесь, а не булькает себе мирно в кастрюльке на плите. Даже старые курицы бывают вполне вкусными, если их подольше поварить.

Руссель схватил тушку за ноги и покрутил ее в воздухе, не выказывая ни малейшего уважения к дорогой усопшей, а потом протянул ее мне. Больше из вежливости, чем из любопытства, я подошел поближе и понюхал, и тут он вдруг замахнулся и, не успей я увернуться, треснул бы меня курицей прямо по голове. Но даже и так острый куриный клюв больно царапнул меня по носу.

Только тут я понял, в чем будет заключаться урок. Руссель в простоте душевной полагал, что несколько ударов покрытым перьями орудием смогут выбить из меня инстинкт, вырабатывавшийся сотнями поколений моих предков. Полная глупость, конечно, но он об этом не подозревал и потому продолжал преследовать меня, размахивая курицей. Я вполне успешно отпрыгивал и уклонялся от ударов. О невероятной тупости этого человека можно судить хотя бы потому, что прошло довольно много времени, прежде чем он догадался, что попасть будет гораздо проще, если меня привязать.

В военных действиях наступил временный перерыв, и он стал искать в своем хламе какую-нибудь цепь или бечевку. Наконец здорово разозлившись, он, видимо, вспомнил, где хранит свой запас веревок — подозреваю, что в сейфе под кроватью, — и, раздраженно ворча, вышел вон из сарая, а меня оставил наедине с мертвой птицей.

В отчаянных ситуациях приходится принимать отчаянные меры. Как я уже упоминал, пол в сарае был земляным, и, воспользовавшись отсутствием Русселя, я начал поспешно рыть в углу яму, достаточную, чтобы похоронить в ней курицу. Она влезла туда почти вся, если не считать одной торчащей кверху лапки. Вероятно, у нее уже началось трупное окоченение или просто яма получилась слишком мелкой. Как бы то ни было, я решил эту проблему, усевшись на могильный холмик и скрыв под собой упрямую конечность. Так и обнаружил меня Руссель, вернувшийся с веревкой.