Питер Мейл - Собачья жизнь

Справедливости ради следует признать, что там было совсем неплохо, во всяком случае гораздо лучше, чем в лесу: мне выдали толстое одеяло и миску с водой, угостили на ночь галетой, погладили по голове и пожелали спокойной ночи — но все-таки это был не дом. А я-то мечтал спать в доме, положив голову на толстую Лабрадоршу, и чувствовать себя полноправным членом семьи.

Однако этой ночью моей мечте определенно не суждено было осуществиться. Огни в доме погасли, а я через открытую дверь моего скромного жилища наблюдал за звездами и, как это принято в подобные минуты, размышлял о странных превратностях судьбы. О взлетах и падениях, о счастье, таком близком и все-таки таком далеком, о своей жизни, похожей на лоскутное одеяло, ну и так далее. Интересно, как бы в подобных обстоятельствах поступил Пруст? Наверняка стал бы плакать и звать маму. Правда, ему никогда не пришлось бы ночевать в сарае. Насколько я помню, он постоянно жил в доме.

На всякий случай я пару раз тоскливо взвыл, закончил выступление жалобным, всхлипывающим вибрато и стал ждать, не зажжется ли в доме свет. Он зажегся, и Дирекция в полном составе явилась в сарай, дабы проверить, не подвергся ли я нападению хищной полевой мыши. Как только они обнаружили, что я жив, здоров и исполнен решимости последовать за ними в дом, сочувствие сменилось холодностью и мне пришлось выслушать несколько резких слов.

Бывают ситуации, когда спорить бессмысленно — я слышал, что это касается переговоров с юристами и сантехниками, — и, похоже, сейчас я оказался в одной из них. Я испустил тяжелый вздох — хотя мои вздохи — это истинные произведения искусства, протяжные, тоскливые и бесконечно трогательные, — он не возымел на Дирекцию никакого действия. Два каменных сердца поплотнее закутались в свои халаты и ушли, оставив меня в полном одиночестве. Засыпая, я все еще размышлял над тем, как бы мне подоходчивее объяснить им, какую ошибку они совершают.

Говорят, что утро вечера мудренее, и это совершенно верно. Причина в том, что всю ночь ваше подсознание продолжает работать над проблемой, а утром — voilà! — вы получаете готовое решение. Именно так вышло и со мной. Когда я проснулся, у меня уже был план.

Накануне я очевидно совершил ошибку, сильно переоценив человеческий интеллект. В целом они бывают довольно смышлеными и даже сумели изобрести такие полезные вещи, как бараньи котлеты и центральное отопление, но при этом большинство людей совершенно невосприимчивы к нюансам. Тонкие намеки, дипломатичные недомолвки и скрытый подтекст влетают у них в одно ухо и тут же вылетают в другое, а в результате человека и собаку разделяет стена непонимания. Именно так и случилось в отношениях между мной и Дирекцией. Люди-то они, кажется, добрые, но, к сожалению, не слишком сообразительные. Надо будет объяснить им все попонятнее, но при этом нельзя забывать о такте. Излишняя прямота может привести к печальным результатам и слезам, как довелось узнать одному моему знакомому бультерьеру, который стал грызть мебель, потому что ему показалось, что его не любят. Нет, деликатность — вещь очень полезная, и, я думаю, вы согласитесь, что мой план мог считаться образцом хитроумия и тонкого расчета.

Когда я вышел из своего будуара и потянулся, в воздухе еще царила приятная прохлада. Легкий ветерок принес к нам во двор интересный букет ароматов от соседей. Я различил в нем незнакомый собачий дух, а также дразнящий запах живых куриц и тут же решил, что нанесу им визит, как только разберусь с домашними делами. Курицы хороши тем, что служат источником одновременно спортивных и гастрономических удовольствий. Они ужасно потешно кудахчут и улепетывают, когда их преследуешь, и оказываются очень вкусными, как только избавишься от перьев. Очень полезная птица, в отличие от всех прочих.

Вспомнив о плане, я подошел к дому и прислушался. Внутри стояла полная тишина, а ставни были еще закрыты. Я решил, что лаять в такой ситуации не стоит, и вместо этого начал деликатно скрести когтями дверь. Мне потребовалось несколько минут, чтобы разбудить двух сук, которым, кстати, давно пора было бы проснуться, но наконец они подняли головы и заголосили, будто две распевающиеся оперные дивы, чего я и добивался. Их обвинят в том, что они взбаламутили весь дом, откроют дверь и сразу же увидят меня — скромного и молчаливого, золото, а не собаку.