Любовь Макаревич: Заходите за хорошим настроением!

Видимо, мое зеленое лицо говорило лучше всяких слов. Хозяйка сразу все поняла, но сдвинуть быка ей было не под силу. Она двумя руками отпихала в сторону страуса. Поэтому никто не пострадал.

И мы ушли под радостный крик ребятни, которую с детства приучают любить экзотических животных, и комментарий хозяйки, что это мне доза адреналина на сегодня.

Дроля допер меня до машины, где я долго плевалась и вытирала ноги о траву. Потом запила мерзкий привкус во рту фантой и упала на сиденье. «Чем тебе помочь?» – поинтересовался дроля. «Просто положи меня под выхлопную трубу», – тихо попросила я.

Есть очень умные люди, есть просто умные – и есть я. Ну и что? Гуманитарий как форма жизни тоже имеет право на существование. Это не последняя точка отсчета. Бывает значительно хуже.

Гуманитарии, как хомяки: существа безобидные и к насилию не склонные. Просто не надо переступать границ нашего терпения.

Мы сразу впадаем в ярость, если кто-то путает «-ться» и «-тся». А от «не» с глаголами у нас просто судороги делаются. Тогда мы сверкаем метафорой, плюемся эпитетами и жжем сердца оппонентов глаголом. А если кто неправильно произносит слово conscientiousness, можем и укусить. Неглубоко, но болюче. Как бешеный хомяк.

Вид мы в целом редкий, но полное вымирание нам не грозит. Популяция большая и регулярно возобновляется. Однако технари и математики в нашу гуманитарью жизнеспособность все равно не верят.

Дроля, например, твердо уверен, что я существо глупенькое и уязвимое. Ой, ды ладна! Ну не надела я защиту, ну свалилась со скутера. Ну еще чего, бывает, отчебучу. Так это ж не от отсутствия логики, а по живости характера! Это ж понимать надо.

Гуманитариям логика вообще не нужна. И математика не нужна. Мы и без них прекрасно обходимся!

Дроля всегда работает по уровню. И даже если стены кривые, он подрежет – и вуаля! – все идеально входит и выходит.

Фэ! Я на такие мелочи на размениваюсь. Для меня погрешность меньше сантиметра вообще погрешностью не считается. Поэтому мои косые увечные коробки радуют глаз своими пропорциями. А все мои подруги-гуманитарии говорят: «Ну прелесть что такое! Все коробки по месту, и все одинаковые!»

А для того, чтобы поклеить обои, вовсе необязательно высчитывать площадь комнаты и квадратуру круга, как это делает дроля. Минус окна-двери, плюс изгиб поверхности земли, и еще кусочек над дверью добавить.

Да и считать я не умею, просто беру рулон и тупо прикладываю его к стене нужное количество раз. Потому что, как ни считай, а полрулона тебе все равно никто не отрежет. Так зачем же зазря напрягаться?

Вот как мыслит гуманитарий. И живет себе беспечно, как птица, и в ус не дует.

И пофиг ему, что у птицы нет усов.

Считается, что все женщины любят сады и огороды. А что, блин, если нет?!

Пару лет назад дроля объявил, что нам нужна дача. Я в ответ цинично предложила развод. Чтобы он успел обрести свое счастье с хозяйственной женщиной. На даче.

Мама пинала меня под столом и говорила, что иметь свой кусочек земли всегда хорошо. Дроля невозмутимо предлагал поехать и посмотреть. Огород, мол, нам на фиг не нужен, а домик мы расширим и утеплим. Будем жарить шашлыки и играть в крокет на газоне. Так я и поверила!

Наша дача – три сотки грядок за упадочным забором. Плюс две огромные теплицы и двадцатиметровая будка. Типа дом. Типа с верандой. Я заценила красоту и поняла, что дачей это будет лет через тридцать, да и то не факт. Слава богу, не доживу. Надо брать.

Слабохарактерность и конформизм опять меня сгубили. Дачу, конечно, купили. Я стала владельцем заводов, дач, пароходов! Но с условием, что я на эту дачу ни ногой. Копать землю – точно не мое. Я буду путешествовать, а дроля пусть ходит по соседям и раздает свои кабачки. Без обид.

И два года все шло хорошо. Выяснилось, что домик совсем прогнил – гип-гип, ура! Но сад-огород почему-то все не умирает. Дроля и мама радостно заготовили укроп, щавель и смородиновые листья.

В июне дролечка, пряча глаза, сообщил, что нарос ревень, и его теперь некуда девать. Я согласилась приютить шесть стеблей и снова предложила развод. Дроля сдался и раздал урожай на работе. Из шести стеблей мама сварила несъедобное варенье.

А в сентябре нас настигли сливы. Мама заготовила еще пять литров варенья, но ей показалось мало! Я хладнокровно сообщила, что холодильник не резиновый, а сливы нонче дешевы. И снова отправила весь урожай дроле на работу.