Владислав Ардалин - Мимикрия пустоте

– Что же за день такой… – Мосье Жорж поразмыслил, какой же сегодня день, и недолго думая, прибавил: – паршивый. – С таким настроением проходил он по номеру с четверть часа, то разминаясь, то возвращаясь к отчасти распотрошенным чемоданам. Наконец, не выдержав гостиничной скуки, Эдвардс решил незамедлительно отправиться на ярмарку.

Вследствие строгой ограниченности размеров города и высокого ажиотажа вокруг происходящего события, поиск не отнял много времени, и уже спустя несколько улиц клоун оказался на церковной площади лицом к параллельно расположенным рядам с различными товарами. Глаза моментально зацепились за ближайшие палатки, наполненные всевозможной макулатурой: листками с лубочными картинками, назидательными текстами, какими-то старыми и, весьма вероятно, не совсем подходящими под текущие политические свободы журналами и газетами.

– Господин, подходите, уж не стесняйтесь! Собранные лично мною различные экземпляры многих месяцев и годов! – выкрикнул офеня, заметивший, как Жорж внимательно рассматривает его товар.

Изначальное предположение об акте наглой лжи смотрителя станции утром оказалось сущей правдой. Ни торговец макулатурой, ни большая часть встречаемых на улицах людей не имела представления о существовании в их городе личности клоуна, ожидающего давать выступления в честь завершения ежегодной ярмарки. «Но оно к лучшему», – подумал Эдвардс и неспешно приблизился к заинтересовавшей его палатке. Принявшись рассматривать накопленные за долгое время обличающие бумажки, он беглым взглядом ухватил материала на несколько подсудных дел.

– Ты скажи-ка, братец, лучше – не боишься ли ты такое продавать? – Удивленный опрометчивой смелостью офени, поинтересовался Мосье Жорж. – Время у нас сейчас тревожное, объединять патриотическими чувствами пытаются, а ты противоборствуешь. Непорядок!

– Да какой там! Коли вы про ограничение свобод, – тут он все же слегка опустил свой голос, – то в нашем городке сие уж точно всем безразлично. Уж поверьте, обиженным никто не уйдет, – С последними словами торговец, будто подразумевая очевидное, подмигнул.

– Все ясно, – на деле Эдвардсу не представлялась интересной роль справедливого рыцаря общества, тем более не тянуло вступить в спор с увертливым ужом. Отчего, получив ответ, способный назваться внятным, клоун продолжил осматривать различные журналы.

Разворот одного из них – заваленный множеством бумажных собратьев – проступал кусочком текста, датированного за семнадцатое января текущего года. Состояние газеты выглядело плачевным, мешая отчетливо прочитать написанное на выглядывающем островке. Единственное, за что удалось зацепиться взглядом – упаднические настроения об эпидемии чумы в Индии, кричащие о мерах борьбы с нею и о необходимости международного вмешательства. Очередное лицемерие, словно горчащий сироп, которым пропитали каждую букву, не выдерживало своей роли и просачивалось обратно, как смола сквозь кору молодого дерева.

Одновременно с призывами к всеобщей борьбе с заразой будто специально опускалась значимость ученых людей. Один бедный Антон Павлович старался, взывал к важности Владимира Ароновича, но, по обыкновению случая, наш мужик закрывает глаза на собственных гениев – уж слишком больно может прийтись самолюбию! Зато достаточно оказаться жидом, и тебя начинают порицать, низко оценивать, насмехаться – бедные люди! Как слабы они, раз объединяются, чтобы унижать ни в чем неповинного человека. Глупый народ… глупый!

Заметив направление взгляда дотошного покупателя, хитрый офеня, хоть и без искреннего энтузиазма, но уверенно имея в целях заработать, снова заговорил.

– Да уж… подумать только, еще недавно оспы боялись, а теперь чумы! Можно подумать, что людям уж заняться больше нечем, как придумывать болезни всякие! Вот вы видели чуму или, может, оспой болели? Да нет, по вам уж видно, что не болели, вот и я тоже. А коли доказательств нет, так от чего паника? И главное, уж если бы настоящая угроза имелась, то шум и по сей день стоял бы такой, что по всем городам и деревням люди в панике бегали бы.

Есть у человеческой твари удивительная черта, когда ни с того, ни с сего, она – хотя ситуация того совершенно не требует, а зачастую, напротив, даже окорачивает – считает необходимым высказать свое мнение. Непрошенное, до пошлости узколобое суждение, которым бравируют абсолютно невоспитанные, никчемные персоны, убежденные в своей исключительной правоте. Уверенные в незыблемости построенного постулата, они наивно полагают о неизбежном разрушении предубеждений собеседника и обязательном расположении к себе.