Ширвани отправил Степанова с попуткой в лагерь,
сунул тому в кабину под ноги пустую молочную флягу —
когда-то брали молоко и обещали вернуть колхозу тару,
Степанов просидел на ней весь давешний пьяный вечер,
поскольку мебели в апартаментах прораба было мало.
Попутка высадила его почти у самого Святогорья.
Степанов, обросший за лето густой рыжей бородой,
одетый в вылинявшие рабочие штаны, разбитые кеды
и выгоревшую на солнце от пота клетчатую рубашку,
был очень похож в то время на молодого Олега Куваева,
«Территорию» которого прочитал через пару лет.
Он присел на флягу – идти в лагерь не хотелось.
Столько каторжного труда было потрачено впустую,
сколько планов и надежд отныне пошло прахом —
за лето он заработал четыреста шестьдесят рублей,
их хватило бы на четыре пары джинсов «Супер Райфл»!
Степанов докурил, встал, закинул флягу на плечо —
и тут внутри неё что-то явственно прошуршало.
Опустил флягу на землю – и снова что-то услышал.
Он открыл защёлку на крышке и заглянул внутрь —
так и есть, в обычной авоське лежали рублёвые пачки.
Это была их зарплата, целая и невредимая.
А вот каким образом деньги оказались внутри фляги,
так и осталось навсегда страшной тайной…
Белый бетон, или Яростный стройотряд-2
Не так давно Степанов,
гордившийся своей отменной памятью,
обнаружил в ней первый серьёзный провал.
Речь шла о самосвале с бетоном.
Летом восемьдесят четвёртого года
Степанову довелось работать в стройотряде
на строительстве двухквартирных домов
в таёжном посёлке Святогорье.
Жидкий бетон туда привозили на самосвалах,
сливали в большую квадратную ёмкость,
называвшуюся в народе «короб на санях»,
а уже оттуда Степанов сотоварищи носилками
растаскивали его по всей территории стройки.
В основном из бетона делали тротуары —
так называемые отмостки вдоль стен домов.
Вода, цемент и гравий за час езды по грунтовке
иногда успевали затвердеть до такой степени,
что бетон приходилось откалывать в кузове ломами,
и тогда приёмка раствора превращалась в ад —
попробуй-ка помаши на июльской жаре
длинным десятикилограммовым копьём.
И вот однажды в самом конце рабочего дня
по странному стечению обстоятельств
пришёл самосвал с невиданным чудом —
бетоном марки «снег»,
для изготовления которого шёл мельчайший песок.
Что там случилось на растворо-бетонном узле,
так и осталось навеки загадкой,
суть драмы была в том,
что весь этот шикарный бетон
оказался в Святогорье совсем лишним —
укладывать его было уже просто некуда.
Бедолага-водитель чуть не плакал —
бетон в кузове схватывался прямо на глазах,
всё решали минуты.
Выгружать бетон в кювет или на чей-то двор
было категорически запрещено,
тайное всегда становится явным,
а в те андроповские времена за такие шуточки
с государственным имуществом
запросто сажали в тюрьму.
И тогда Степанов велел водителю поднимать кузов,
надо было хотя бы выгрузить бетон в короб на санях.
Он прекрасно помнил,
как обрушивались в короб тяжёлые пласты бетона,
такого белого, чистого, яркого, что резало глаза,
помнил, как из последних сил поднимал лом,
и стальное эхо удара в кузов отдавалось в его ушах,
помнил, как стонал и рычал от боли в мышцах,
а вот дальше почему-то не помнил ничего…
Куда потом делся бетон, Степанов запамятовал.
Он уже начал даже сомневаться – « а был ли мальчик ?»
В его мозгу, безнадёжно испорченном идеями Таврова,
возникла вдруг странная ассоциация,
бетон очень напоминал человеческий опыт,
составляющие его песок, вода и цемент были знаниями,
которые со временем превращались в нечто такое,
что могло бы наполнить любую форму,
воплотиться в нечто важное и нужное людям —
в конструкции зданий и мостов,
в прекрасные памятники,
в трассы и магистрали.
Но если немного запоздать
с формализацией человеческого опыта,
то он станет закостеневшим и никому не нужным,
осознание невостребованности погубит человека,
жизнь которого станет отныне напрасной и постылой —
зачем нужен самосвал с грузом застывшего бетона?
Может быть, это видение о выгрузке
было послано Степанову откуда-то свыше,
как некое предостережение или напоминание —
спеши реализовать свой опыт, свои возможности,
Читать дальше