Олег Синельник - Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

Во время очередного визита к Стожару, когда праздник жизни был в разгаре и первый флакон «Столичной» освоили, а Гога уже собирался послать Борисыча за добавкой, в мастерскую ворвался «магистр фотографических наук» – так в шутку себя называл редакционный фотограф Жора Малютин. По его бледному лицу и мечущемуся взгляду было ясно, что Жоре сейчас явно не до шуток.

– Ну, Гога! – воскликнул он, грохнув на стол пакет со снарядом «Экстры» и закуской. – Удружил ты мне с этим чёртовым юбиляром!

– Что-то случилось? – дипломатично поинтересовался Борисыч, потянувшись к бутылке.

– Погоди, Максим, – осадил его Макарыч. – Среди нас есть человек с лёгкой рукой. Юнга, плесни-ка колдовства для расколдовки!

Пока я окроплял стаканы, мой наставник достал из тумбочки новую пачку «Marlboro», неспешно её распечатал, прикурил и, выпустив струю дыма в висевшую рядом картину «Праздник упырей», покровительственно изрёк:

– Вещай, Жора.

И фотограф начал свой рассказ.

Завязка этой необычной истории случилась на вполне рядовой планёрке, когда главный замглав «Черногона» Гаврила Феликсович Ярый попросил коллег вспомнить: не водятся ли среди их знакомых какие-нибудь интересные личности, о которых можно сделать материал в один из ближайших номеров.

– Ещё и как водятся! – неожиданно заявил художник Стожар. – Вот, например, есть один редкостный зверь, о котором в нашем курятнике мало чего известно, а между тем он когда-то с самим Мессингом…

– Гриша, обожди, не гони поперёк паровоза, – сказал Ярый. – Что он за один, этот твой антик?

– А это наш, так сказать, местного разлива Мессинг, – ответил Стожар. – Доктор Карга, но откликается на Аркадия Петровича. Психотерапевт высокого класса, гипнотизёр, трудится в психдиспансере. Правда, на меня его гипноз не действует, только лысину ломит и зубы потеют. Зато алкашей, которые к нему ползут, кодирует на раз-два.

– А, так он типа Кашпировского с Чумаком! – отмахнулся Феликсович.

– Нет, Гаврюша, это они «типа», а Петрович реально кое-что может. И потом ему скоро 75 – столько, кстати, Мессингу было на финише. Так что в ваших же интересах не тянуть резину в долгий ящик. Пока мы тут клювами клацаем, можно юбиляра прощёлкать, а он персонаж колоритный, много видел, многое знает…

– Щёлкать у нас, слава богу, есть кому, – улыбнулся Феликсович, подмигнув Жоре.

Из уважения к возрасту «новорожденного», а также, как сказали в здравотделе, «в силу специфики локальной значимости» было решено не устраивать официоза с банкетом и тихо поздравить доктора по месту жительства. В урочный день и час у подъезда хрущёвки, в которой проживал Карга, собралась небольшая делегация, состоявшая, преимущественно, из клиентуры Аркадьпетровича – представителей гор- и облсовета. Пришло медицинское начальство, коллеги из диспансера, вездесущие общественницы и, конечно, журналисты.

Организованно поднялись на этаж, выстроились у двери, приподняли букеты, подарки и грамоты, дежурные улыбки расчехлили, камеры нацелили – ДЗЫЫЫЫНЬ!

А в ответ – тишина.

Звонили, звонили, ещё звонили – облом, молчание в эфире. Странно… Уж не умер ли?..

Медицинское начальство бросилось рапортовать гор- и облсоветчикам, мол, клянёмся на всех иконах – вчера с ним лично договаривались по телефону, что в 14.00 придём поздравляться. Извольте убедиться: вот – мы, вот – юбилярова дверь, вот – ровно 14, копейка в копейку, так что какие к нам могут быть…

Тут замочек – щёлк! – и дверца с противным таким, как в кино, скрипом чуток приоткрылась. А в образовавшуюся щель медленно просунулась неприятная и морщинистая старческая рука, поросшая курчавой сединой. Вылезла почти до локтя и замерла.

– А ты что? – заинтересованно спросил Борисыч.

– А я стою, снимаю, – ответил Жора. – Прикинь кадр: эти все оторопевшие, а к ним голая рука из-за двери торчит. Потом поздоровался.

– Кто?

– Ну я, конечно! Она же высунулась, как для рукопожатия – я и пожал.

– А она?

– Она мою руку сжала.

– Сильно?

– Да нет, обычно. Как люди здороваются, так и она. Только на ощупь сухая и холодная, как нос у больного пса.

– Ну у тебя и сравнения!

– Макс, не нуди. Когда мой Бармалей болел, у него нос такой и был.

– А дальше?

– Вылечили. Теперь эта свиномордия лазит по хате и попёрдывает. Ещё и во сне храпит, как бегемот.

– Я тебя про Каргу спрашиваю!

– А, доктор этот ваш… Ну, там дальше вообще какой-то сюр пошёл.