Николай Виноградов - И смех и грех

– Да вот, кто-то там лом на пол бросил, а на него пару капель этого клея пролилось. Потом сверху второй лом шваркнули, – с серьёзной миной сочинял мастер фантастических сюжетов по ходу пьесы. – На следующее утро пришли, а ломы так буквой «Х» склеились, что кувалдами полчаса со всей дури целым персоналом колдыбашили. Все ломы буквой «Зю» изогнули, а разбить не смогли. Автогеном пришлось.

– Эх ай-яй, классно, – восхищался доверчивый воришка. – Слышь, Сыроженька, у меня тоже дома все табуретки расшатались. И столы со шкафами – всё ходуном что-то ходить стало, – заискивающе улыбался он, предвкушая возможность получить очередной кусочек счастья. – А не мог бы он и мне маленько отлить? Литра два-три хотя бы?

– Ха! Куда тебе столько? На две жизни хватит, – добродушно засмеялся артист, почувствовав, что сыгранная роль практически уже удалась. – Его на табуретку надо-то всего со спичечную головку. Не-е, стоко не даст. Ты чё каким беззастенчивым стал?

– Ну ладно, ладно, сколько даст, чё уж тут. На вот тебе две перчатки. Я вынесу, а потом отолью тебе сколько надо. У меня дома как раз пузырек из под валидола пустой валяется.

– Ага, лады, а как выносить будешь? – активно интересовался подробностями Серёга для детального планирования будущей авантюры.

– На этот счёт можешь не беспокоиться. У меня на всех трусах с внутренней стороны карманы имеются – жена нашила. Главное, надо через проходнушку в самый час пик идти, когда вся толпа ломиться будет. Они в это время меньше шмонают. Ты впереди, я за тобой, как всегда, – быстренько набросал стратегию и тактику опытный мошенник. – Надо же – пятнадцать минут… Ломы склеивает, вот это клей…

***

Была уже середина осени, почти каждый день шли дожди. Мы поменялись с Серёгой зонтами, я отдал ему свой, с острым наконечником. В проходной, как всегда, была толкучка – задние напирали трудовыми мозолями на передних, те упирались животами в застопорённую вахтёром вертушку. Серёга улучил момент и как бы ненароком ткнул Загрёбу прямо в пах остриём моего зонтика.

– А-ай, Сыроженька, – Борис Федорович вскрикнул так, словно его проткнули насквозь в самом жизненно ценном месте. А когда, в добавок, его ещё и сильно прижали к вертушке, и в паху у него что-то с треском лопнуло, на лице бедолаги Серёга впервые в жизни увидел настоящий ужас. Но Загрёба, понимая, что на кону практически стоит его судьба, смог быстро взять себя в руки и сразу взглянул на часы. Пошёл отсчёт времени. Когда вышел из проходной наш шестой, Фёдорович взмолился:

– Всё, братишки, жить мне осталось всего… двенадцать минут. Спасите ради Бога! Чё делать-то, куда бежать? Господи, за что? – чуть не плача, растерявшись, заголосил Загрёба.

– Надо сигануть до ближайшего подъезда. Может, ещё успеем, – скомандовал Серёга, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть от смеха. Со спринтерской скоростью мужичок за пятьдесят лидером прибежал к подъезду ближайшей пятиэтажки.

– А-а! Закрыто! Восемь минут осталось, – он побежал в следующий подъезд, который тоже был закрыт. Только в последнем, четвёртом подъезде, мы, все промокшие под дождём, встали в кружок, в середине которого быстрее солдата раздевался до гола бедный несун. Словами не передать, это надо было видеть.

– Быстрее, братцы, мне хотя бы дырку оставить для посикать, – умолял нас старший член бригады, полностью разгонишавшийся, стоя босиком на холодном, грязном, бетонном полу, переминаясь с ноги на ногу.

Серёга всё заранее продумал, помог надеть Загрёбе на руки резиновые перчатки. «Давай, напяливай, говорю, – приказывал он, – а то и пальцы на руках склеятся». В кармане наготове он держал бритвенный станок. Глядя на посиневшего, дрожавшего всем тщедушным телом, бедного Загрёбу, стыдливо прикрывавшего худыми, коротенькими ручонками своё скудное хозяйство, обхватив ими свисающий до лобка курдюк, мы уже едва сдерживались, чтобы не расхохотаться.

– Две минуты. А-а! Господи, спаси! – воскликнул наш многострадалец. Он уже сто раз вытер все свои гениталии. В ход пошли трусы, потом майка, уже рвалась на тряпки рубашка, а наготове я держал джемпер, выкидывая на улицу уже испачканное клеем рваное нижнее бельё.

– Ножницы! Братцы, у кого ножницы есть? – вопрошая, оглядывал он нас с застывшими слезами на глазах. – Я бы хоть волосы там состриг.

– Бритва безопасная не пойдёт? – ни разу даже не улыбнувшись, мастерски продолжал играть свою роль Серёга. – У меня есть, чисто случайно. Повезло тебе, Фёдорыч. Дома утром побриться не успел, на работе пришлось. Новая, вчера только купил.