Николай Виноградов - И смех и грех

Он дотянулся до пачки сигарет с зажигалкой и пепельницей на столе, не вставая с постели, радостно заметив рядом едва початую бутылку водки.

– Чё, прямо лёжа курить будем? – удивился он, никогда ещё не курив в таких удобствах. – Слышь, а как я к тебе попал, а?

– Ты чё, Тюля, действительно не помнишь ничего? Совсем? Как в любви мне признавался, как с женой ради меня обещал развестись? Что, и как нам с тобой хорошо было, тоже не помнишь? Пожалуй, тебе тогда нужно срочно похмелиться. Да и я с тобой, за компанию… Лежи, я сама всё подам…

Она перелезла через него, специально проелозя сосками своей упругой груди по его носу, из-за чего Гоша чуть было сознание не потерял. Пока она разливала, наклонившись над столом, он, хлопая глазами, разглядывал её сзади. «Не может быть! – напрягая мозг, рассуждал он. – Если бы у нас хоть что-то с ней было, я б такой секстренный случай ни в жисть бы не забыл, будь хоть в сюсю пьяный. Хорошо, видать, отметил вчера свою свободу».

Дрожащими руками он взял у неё рюмку и опрокинул в себя, ничего не почувствовав.

– Прошу повтору, – протянул он ей свою рюмку. – Что-то мимо нутра пролетела. На каменку попала, кажысь. А сколько время, интересно?..

До такой степени свободы, по мере своей испорченности и скудности фантазии, он не был способен даже помыслить. Два дня они вообще не выходили из квартиры. Гоша позвонил на работу и попросил стравить два ранее заработанных отгульных дня. За это время он только пару раз забегал домой за деньгами и в магазин, для пополнения запаса спиртного и заполнения провизией пустого объёма Светкиного холодильника.

Гоша чувствовал себя беспредельно свободным, как какой-нибудь суннитский падишах. Где-то глубоко в подсознании у него, конечно, проскальзывала иногда мысль, что он довёл себя до скотского состояния, но она быстро успокаивалась следующей за ней убедительной мыслью, что это явление временное. «Не вечно же у меня такая свобода будет. Через пару недель приедет – и всё закончится. Я снова стану нормальным, как большинство семейных».

На третий день как-то неожиданно кончились и заначка чёрного дня, и трёхнедельное денежное пособие, оставленное женой. Занимая на работе до аванса у всех подряд, он смог продлить эту наивысшую степень свободы ещё на три дня. На шестой день, в субботу, выскребая из карманов мелочь, чтобы сгоношить на пузырёк барматушки, «полковая любимица» огорошила: «Всё, Тюля, надевай штаны и рви когти отсюда. Бульдозер, говорят, вчера с зоны откинулся, в любой момент ко мне завалиться может. Если узнает, обоим нам ноги выдернет, а тебе и ещё кое-что»…

Добежав босиком до своей квартиры, держа свои драные кроссовки в руках, он, как дитё малое, радовался чудесному спасению обеих, хоть и не совсем чистых, но целых, ног (и не только).

Перебиваясь несколько дней с хлеба на воду, Гоша вдруг вспомнил о своих стареньких родителях и до приезда супруги встал к ним на пищевое довольствие, доставляя ежедневными визитами радость старикам…

***

Пришло время, и прежнее бытие Тюли снова вошло в прежнее русло, словно эта высокая степень свободы ему просто приснилась. Дня через четыре, когда Тюля парковался у подъезда на своём «Запорожце», жена снова указала ему пальцем в окно на проходящую мимо Светку с ухажёром.

– О, какого нового хахаля себе урвала… Помесь борнейского орангутанга с Йети, только в одежде.

Гоша даже уменьшился в размерах, наполовину вдавившись в спинку сидения, когда эта помесь обернулась и посмотрела в их сторону. «Действительно, Бульдозер», – удивился он.

Светка шла с кавалером под ручку, кисть свободной руки которого немного не доставала, чтобы шваркаться об асфальт. Широченные плечи рвали материю футболки, мощные руки казались длиннее ног, все в татуировках от кистей до плеч. Голова этого животного вырастала почему-то не из плеч, а из верха грудной клетки, шеи не было совсем. Когда питекантроп обратил на них свой взор, всё семейство увидело истинно звериный оскал, а дети сразу спрятались, пригнувшись за спинки сидений.

– Ба-а, какой красавчик! Наверное, забыл вкус варёной пищи, одно сырое мясо жрёт. Чёй-то он так на тебя посмотрел? – спросила супруга.

Тюля потерял дар речи, пытаясь сглотнуть, чтобы смочить пересохшую глотку. Он уже мысленно представил себе, как этот Бульдозер отрывает ему ноги.

– Да? Ты думаешь, это он на меня пялился?

– А ты думаешь, ему твой «Запор» по вкусу пришёлся? Угнать, может, задумал?

Пару ночей Тюля плохо спал, вздрагивая от каждого шороха, ожидая рокового визита. «Может, лом какой под рукой держать, на случай? Треснуть его по хребту, когда придёт ноги выдирать. Да что этой зверюге лом? Не перешибёшь, а лишь пощекочешь. Да-а, как говорится, насколько запретный плод сладок, настолько и ядовит. Да не-ет, зачем Светке рассказывать ему про меня? Сама же без ног останется», – успокаивал он себя.