— Не вздумайте этих львов приводить на квартиру. Я у нас в доме никакого мусора не потерплю!
А один дурак меня спрашивает:
— Нет ли у вас фотографии, где вы сняты с какой-нибудь львицей в обнимку?
Ну, я всем сказал, что львы у меня закрыты на переучет. Жене наскоро объяснил, кто она есть, и пошел на работу. Думаю, потом я с ней дома доругаюсь. А по дороге соображаю: неужели же я должен погибать в клетке? Ну за что??!!
И вот правду говорят: утро вечера мудренее. Придумал я выход! Нашел! Иду прямо к управляющему делами. Он меня увидел, говорит:
— Ну как, товарищ Трофимов, львов принимаете?
— Как же, говорю, принял, подружился: вчера с одним львом вместе в баню ходили.
Он тогда нахмурился:
— Я серьезно спрашиваю!
— А серьезно я их не принимал и не стану принимать. Я требую, чтобы была создана авторитетная комиссия по приемке этих львов. Вот вы, товарищ управляющий делами, вы будете председателем этой комиссии. Вы своими ручками каждого льва примете, а потом сдадите мне.
Ну, тут я сразу за все отыгрался: этот управляющий делами рот разинул, а обратно сзинуть никак не может. Потом у него тоже икота началась. Он мне говорит:
— Какой вы шутник-ик… Риск уж очень велик-ик…
Я говорю:
— А как же? Их еще инвентаризировать надо, ваших львов. Я попрошу каждому льву на хвост бирочку с номером повесить. А так это бесхозяйственное имущество. А если их украдут, кто будет отвечать?!
…Можете себе представить: приказ тут же отменили, как миленькие. И в клетку я не лазил, даже близко к ней не подходил! И еще за три дня мне зарплату выплатили из расчета ста пятидесяти рублей в месяц: как полагается укротителю! По приказу.
1939 г.
Монолог
— Граждане, вы видите перед собой человека, который на долгие годы, может быть навсегда, потерял свой моральный облик. И если я сейчас не рыдаю перед вами, то это исключительно потому, что я уже весь вырыдался за последние полгода и нет у меня больше слез, чтобы… Эх, да чего там!..
Еще полгода тому назад я работал в городе Семипалатинске техником в тресте Облгорстройкройдрайсарай. Вот моя трудовая книжка, здесь все сказано: награды, поощрения, премии… По семейным обстоятельствам я должен был переехать в Москву. Подал заявление, уволился по собственному желанию. Вот отметка в паспорте… На прощание управляющий нашим Облгорстройкройдрайсараем пожал мне руку и сказал: «Надеюсь, товарищ, вы и дальше будете работать так же честно и самоотверженно, как в нашей системе; желаю вам успехов и здоровья». (Дергается, всхлипывает.)
Не знаю, будут ли у меня успехи, а со здоровьем пока неважно… Тик появился… внутри что-то щелкает время от времени, и… и правая нога не участвует, как надо… Ну, так вот…
Тогда при увольнении главный бухгалтер нашего Облсарая приказал счетоводу сделать со мной расчет. Я получил что положено, расписался. Со всеми сослуживцами попрощался за ручку и — уехал…
Уже в Москве получаю открытку из Семипалатинска: главный бухгалтер Облгорстройкройдрайсарая, с которым я тоже прощался за ручку, пишет мне:
«Расчет с вами по вине счетовода Нюниной С. П. произведен был неправильно, вам причитается с треста еще двадцать три копейки. На тов. Нюнину наложено взыскание, а вам надлежит явиться в трест для получения означенных двадцати трех копеек.»
И я еще, помню, посмеялся над этой открыткой… Думаю: «Чудак какой — главный бухгалтер: поеду я за этими копейками из Москвы в Семипалатинск… хе-хе-хе».
Вы не обращайте внимания, что я дергаюсь: это сейчас пройдет.
Я сразу ответил туда в этот Облсарай:
« Приезжать не собираюсь, если можете, переведите почтой, а нет — спишите их совсем — мои двадцать три копейки.»
И что же вы ду-ду-думаете? Приходит второе письмо:
«Почта не принимает перевод на двадцать три копейки; что же касается вашего незаконного предложения списать двадцать три копейки, то мы ставим вас в известность, что это было бы уголовно наказуемым деянием: никто не дал нам права недоплачивать трудящемуся — то есть лично вам — двадцать три копейки, но и никто не дал вам право дарить подобную сумму государственному учреждению, которому никто не дал права приходовать незаконно поступившие деньги, которые никто не дал вам права не получать от государственного учреждения.»
И главное-дальше:
«В случае, если вы будете упорствовать, мы принуждены будем принять строгие меры к получению вами с нас помянутых двадцати трех копеек.
Читать дальше