Владимир Положенцев - Мигрень и Сверло

– Давайте откроем, – не выдержал Слава.

– Тогда мы станем соучастниками преступления. Или ты предлагаешь прямо здесь сдать улики полиции? А как ты потом докажешь, что сумки предназначалось Кире и Лире? То-то. Только очная ставка.

Возвращаться с тяжелыми баулами пришлось на общественном транспорте, потому что почти все остальные подарочные деньги Коля истратил в кафе аэропорта, где цены несравнимы даже с занебесными. Полученные же от Гибельсона средства Слава благоразумно транжирить не стал, может, это тоже вещдоки?

Всю дорогу Сверлицин жалел, что поддался на авантюру Мигренева. И надо мне все это? К черту, убежать, куда глаза глядят, позвонить потом Гибельсону и сказать, что потерял коробки. А если Семен Евгеньевич и в самом деле помрет?

Ко всему прочему Слава вспомнил, что оставил костюм деда Мороза в будке консьержа, и ему почему-то стало жаль бросать его там.

Пока туда, сюда, наступил вечер. Причем, темный, словно на обратной стороне Венеры. Ни снежинок тебе в воздухе, ни праздничных огней на улицах, все заволокло туманом.

Мигрень разработал четкий план: как только привезут гроб, он позвонит своим бывшим коллегам-следователям, вызовет их вместе с операми на Ленинский проспект. Слава переоденется в деда Мороза и вручит, как было обговорено, сумки от Гибельсона. Сначала Кире, потом Лире. Они их возьмут, никуда не денутся. В момент передачи оперативники и возьмут сестриц за белы рученьки. Дам приведут к директору фабрики и если он будет еще жив, устроят очную ставку, на которой они вынуждены будут во всем сознаться.

– А если Гибельсон к тому времени… того, – почесал затылок Слава, – загнется?

– Тем лучше, – обрадовался Коля, – тогда уж точно не отвертятся.

– Следователи-то приедут, все же Новый год?

– Сегодня, насколько я знаю, дежурит Петя Курский, давно мечтает о майорских погонах, не откажется.

Когда подошли к дому, рабочие – гастарбайтеры уже затаскивали в подъезд коричневый лакированный гроб. У дверей стояли жильцы и вздыхали: надо же, кого-то угораздило умереть в самый праздник. Увидев Колю, стаей набросились на него – кто?!

– Кто надо, тот и помер, – ответил он грубо. У каждого свой путь на Земле и оборваться он может в любой момент. Momento mori, – выдал Мигрень ошеломленным гражданам крылатую фразу. Те, перекрестившись, поспешили прочь.

– Поднимайте гроб на 17 этаж, оставьте у квартиры, – приказал узбекам бывший опер, показав квитанцию и паспорт Гибельсона русскому водителю, – нечего людей раньше времени беспокоить.

Отойдя вместе со Славой в сторону, Коля стал названивать бывшим сослуживцам. Уговорить их, как понял Сверлицин, было очень непросто. Громкая трубка то посылала Мигреня куда подальше, то просто смеялась лошадиным смехом. И все же ему удалось кого-то убедить. Обещали быть через полчаса, чтобы успеть «все провернуть до боя курантов». «Но если, Мегре, ты опять напрасно воду замутил, в канализацию спущу», – четко расслышал Слава последнюю фразу из мобильника.

Довольно потерев руки, опрокинув еще полстакана, Коля велел Славе переодеваться. Мимо коморки консьержа проскользнули сделавшие свое дело безмолвные гастарбайтеры.

Оперативники и какой-то угрюмый следователь действительно прибыли через полчаса. Их было около десяти человек. Слава испугался такого количества полицейских. От сотрудников пахло тюрьмой и вообще несвободой. Сердце провалилось в живот. Нашел себе приключение!

– Вручишь сумку, скажешь, что Гибельсон помер, – наставлял Славу Мигрень у квартиры Киры. За углом холла прятались оперативники, один из них включил портативную видеокамеру.

Кирой оказалась молодая красивая особа в коротком до неприличия халате и с бигудями в рыжих волосах. Увидев деда Мороза, который отчаянно жевал свою бороду, всплеснула руками:

– Ах, какое чудо! Так и знала, что сегодня произойдет что-то сказочное.

– Вам подарок от Гибельсона, – хмуро выдавил из себя Слава, протягивая барышне сумку.

– От какого Гибельсона? – вздернула брови красотка. У Коли, который тоже скрывался за стенкой, упало сердце. Откажется, бывшие друзья его точно утопят в унитазе. Но вдруг барышня сделала шаг вперед, огляделась, и никого больше не увидев, тихо спросила:

– От Семена Евгеньевича?

– От него самого. Только он при смерти, уже гроб привезли.

Дурак, закусил кулак Мигренев, сначала сумку ей в руки вложи, а потом уже о Гибельсоне рассказывай! Сейчас закричит, в обморок чего доброго упадет.