Ипатий Лютый (Казанский): Сказки русского мира (беспощадные, но со смыслом)

И только чуть позже Володька начал догадываться о настоящей сути этого вавилонского столпотворения, творящегося в центре Европы.

Три дня в полевом лагере для новобранцев, а до этого две недели под Коломной, без малейшей перспективы, как говорил сержант Акинфиев, «окунуть мудя», иными словами, принять душ или просто помыться в озере. И вот в пять утра человекообразный биоматериал выгружают из телячьих вагонов с нарами в три этажа, где вместо туалета – дырка в полу, и ведут по улочкам уютного прусского городка Франкфурт-на-Одере, в сторону расположенного неподалеку главного распределительного пункта Группы советских войск в Германии.

Нескончаемое цунами лысых черепов в краснозвездных пилотках с грязными рожами в пыльных разводах заливает все окружающее пространство. И уже не поймешь, где голова удмурта, киргиза, хлопкороба, гречкосея, токаря второго разряда, философа, филолога или студента третьего курса Московской государственной консерватории имени Петра Ильича Чайковского, Владимира Евгеньевича Сучкина. И каждый одет в форму на два размера большую, в деревянные кирзовые сапоги с вонючими портянками внутри, каждый тянет за спиной набитый говняной тушенкой и галетами вещь-мешок с прикрученной к нему сверху шинелкой. И нет этому цунами конца и края.

Встает солнце. Из окошек аккуратных двухэтажных домиков под черепичными крышами молча выглядывают молодые и не очень женские личики немок. Мужчин нет. Их страна оккупирована и отдана на суд победителей. И поделом!

«Эй, дэвушки, давайтэ знакомиться!» – выкрикивает из толпы какой-то нацмен с явным кавказским акцентом. Лица исчезают.

А толпа все валит и валит. Для чего это все? Чтобы знала Европа, чтобы знал мир, что там, за высокими заборами военных частей, притаилось полмиллиона варваров, готовых по первому приказу родины оседлать тысячи танков, БТРов, БМП и другой военной техники и двинуть аж до самого Гибралтара.

Дрожи Европа! Дрожи мир! Орда идет! Лютая, страшная, беспощадная татаро-монгольская орда. А хули… Деды воевали!

Определили Володьку служить в военный поселок Вюнсдорф на танковый завод.

Как заехали они в часть на автобусе, так и потемнело в глазах у балалаечника от морд черных да узкоглазых.

Время было вечернее, для отдыха предусмотренное, а значит, солдатам можно было по уставу по территории части шароебиться. Прямо у ворот встречали деды да дембеля новобранцев в часть прибывших. Радовались «черпаки» пол года отслужившие, что теперь не они, а «черепа» да «духи» будут за них в нарядах по кухне да ночных караулах отдуваться. Так к автобусу и лезут, аки черти из повести Гоголя «Вий». Зубы скалят, пальцем по горлу проводят, будто петлю затягивают. «Вешайтесь!» – кричат. И гогочут. Вакханалия однако. Страшно.

В первую ночь их не трогали. Повели в баню. Позволили помыться, а потом уж после отбоя ужином накормили да в отдельной комнате поместили.

Далее же начались будни.

С утра на построении раскидали молодых солдат по подразделениям. Володька в ремонтный цех угодил и тут же после завтрака на работу со всей ротой отправился.

Работа началась с того, что дали ему пизды. За БТР полуразобранный отвели, с ног сбили и кирзачами так по ребрам и голове отходили, что две недели потом кровью харкал. Не взлюбили его с первого взгляда сослуживцы, когда узнали, что из Москвы.

Грузин Биджо так и сказал, за грудки его с земли поднявши: «Масквич, гаварышшш? Я Москву ебал твою в рот. И маму твою ебал. Понял? Ты тут никто и черэз мэсяц повэсышся, а тыбэ, чмо, лично веревку намылю!»

Ну месяц, не месяц, а восемь с половиной недель Володька наш в советской армии продержался.

Поскольку хилый был да слабый, с впалой грудью, глубоко посаженными глазами да крючковатым длинным носом, прикрепилось к нему прозвище «ботаник». Сослуживцы по призыву его так и называли Вован-Ботан. А он и не обижался. У других, как, например, у Юлия Бабушкина из Ленинграда, вообще кличка «баба» была.

Тянул Вован службу наравне со всеми: в наряды ходил, с тумбочки мордой об пол с недосыпу падал, комбижир с пола на кухне собственной задницей оттирал, грыжу паховую нажил, траки от танковых гусениц по цеху таская. И это я уже не говорю о ногах в кровь стертых, об ангине фолликулярной, которую на ногах перенес, о перебитом носе и не прекращающихся запорах, что по-прежнему разрывали задницу в клочья.

Только все это цветочки были. Настоящая беда позже приключилась – в день «Приказа об увольнении солдат срочной службы» от 25 сентября 1988 года, подписанного Министром обороны генералом Язовым.