Клавдия Куксина - Кланькины истории

– Что? – выскочила Марфуня. – Ах! Потоп! Караул!

– Да ладно вам вопить, пойдемте на море что ли сходим, – предложила умиротворенная Тося.

В двухстах метрах от прибрежной полосы вода была, наверное, купабельной. У берега же все выглядело не так радужно. Хотя, что может остановить жителей больших, периодически заснеженных городов?..

Первые дни

Наступивший день не предвещал беды. Счастливые путешественницы пошли на море и обосновались неподалеку от свалки. Входить в воду можно было с волнореза. Мгновенно. А выбираться по веревке, прикрученной предприимчивыми купальщиками к плитам. Зато здесь люди лежали нос к пяткам, но хотя бы не стопками. Так что место было вполне себе, за него стоило держаться.

По возвращении домой обнаружили пару свежих чемоданов. Причем в большой комнате – в Кланькиной. Акакий был приятелем подруги хозяйки дома, чемоданы же принадлежали непосредственно одной из хозяйкиных подруг. Спорить было не о чем. Оставалось смириться. Подруга с двумя детьми (с дву-мя, ма-лень-ки-ми, деть-ми!) вселилась. Кланька выехала. Переезжать к Тосе с Марфуней – не этично. Коли сами не зовут… Куда ж податься? Только во двор с краном и помойным ведром. Приятельница Акакия проявила завидную смекалку и снабдила Кланьку раскладушкой.

Все разместились. И даже обрели взаимопонимание.

В первый же день соседка Агафья повела детей на море и пробыла там, как и положено в первые дни, с часа до пяти. И, как положено, чуть ли не до волдырей обгорела. Богатая опытом Тося взялась ее лечить. Что положило начало крепкой женской дружбе. С детьми тоже был налажен контакт. Но вернуться дворовой Кланьке никто не предложил.

Медленно и печально Акакий начал знакомить своих подруг с ситуацией в городе (касалась она количества изнасилованных, умерших, убитых, заболевших и проч.). Психически неустойчивая бродяжная Кланька предпочитала ночевать с колотушкой под подушкой.

В один из дней Акакий притащил в дом щенка.

– Я его спас. От забора отвязал.

– Но… блохи, грязь, – засомневалась Марфуня.

– Ну и что? Главное – живой!

Тося не придумала ничего лучше, как организовать ему гнездо из парадного полотенца Агафьи. Впрочем, скоро она раскаялась и протерла полотенцем полы. Действия ее были четкими и согласованными, потому вопросов не вызывали. Ну, у некоторых разве что только…

– Вы не видели моего парадного полотенца? – горестно вызвала Агафья, вытирая об него ноги.

Вечером Марфуня пропала. Надела платье, надела каблуки, надушилась и ушла.

– Что с ней? – теребила Кланька свои нелепые хвосты.

– А что с ней будет? – Тося медленно пережевывала пятое яблоко.

К часу ночи Марфуня вернулась.

– Ты где была?

– По бульвару гуляла.

– Ты в уме?!

– А что я, зря тащила два чемодана??! – угрожающе посмотрела на них Марфуня. – Все эти туфли я зря перла?

Действительно, зачем ей понадобилось два чемодана? Кланька обошлась объемной сумкой. А у Тоси был маленький пакетик, большую часть которого занимали паспортозаменители. Еще там уместилась зубная щетка, купальник, линзы, футболка, шорты и длинное черное платье. Но платье было с ней недолго, Тося довольно быстро ухитрилась его кому-то подарить…

– А это что?

В руках Марфуня судорожно сжимала свернутый ватман.

– Ничего. Мой портрет.

Выяснилось, что Марфуня тронула за душу пожилого художника, и пять часов он ее самозабвенно рисовал. Результат Марфуня тщательно скрывала. Потому что, как позже выяснилось, портрет больше походил на автопортрет.

– Вам нравится?

– Ну… Ну…

– Кланька, честно скажи! Честно!

– Ну, если честно… Нет.

– Нет? Шутишь что ли? Скажи честно!

– Если честно, то нет.

– Ну, честно!!! Хватит прикалываться! – взревела Марфуня.

– Нет!

– Вообще с человеком разговаривать невозможно. Ты когда-нибудь можешь не шутить?!

На следующий день они обнаружили под окнами попа и гроб. Поп, естественно, пел. И все это выглядело как-то жутко. Оставаться в Алуште было опасно. Акакий предпринял вылазку. На горное озеро. На рыбалку.

Рыбалка

Вокруг Акакия сплотился небольшой коллектив: три наши клюшки, две Маньки, три Сеньки и один Митрофан. Сеньки были серьезные и неразговорчивые. Скромные стареющие Маньки опасались, как бы Сеньки не переметнулись «к трем этим непонятно откуда взявшимся чучелам». Митрофан был пьян.