Анатолий Шерстобитов - Бурситет. Приключения удалых пэтэушников, а также их наставников, кого бы учить да учить, но некому

И все-таки, порой, на него, Вадьку, накатывают сомнения, во имя чего же они придумывают себе искусственные трудности, может, действительно, как говорит Сыч, все это лишь детская игра. Ну зачем он здесь корчится от холода, если мог в эту минуту полусонный и разомлевший слушать вполуха бубнение преподавателя в теплом классе. Чтобы одним хапугой стало меньше? Ну, стало. Что дальше? Если бы он был один. Да кто они такие, в конце концов, чтобы лезть в подобные дела? Ведь должны быть специальные подразделения, люди, следящие за порядком в той же милиции. Н-да, лучше бы, конечно, заключил он, орудовать тут кинокамерой. Но пока о ее приобретении нечего и мечтать. Да, деньги нужны везде. Взять ихние траты только на доставку сюда этого бака, только одного бака! В один прием была истрачена половина ихнего дворницкого дохода, сделан шаг назад от Лимузии.

Стиснув зубы, он напрягся каждой жилочкой тела и надолго задержал дыхание в попытке прогнать неотступную дрожь, озноб. Он никогда так не замерзал, это что же, простывать из-за этого рвача, заболеть, а то и копыта откидывать? Ох и болваны! и все ведь вроде продумали, а про такой пустяк как холод в абсолютной неподвижности, в металлическом гробу, забыли. Ох и болва-ааны! Он глянул в глазок, может уехал старшина? Как бы не так, пригрелся скот в машине-то, а может и вздремнул даже. Эх, присесть бы раз полста, пробежаться километр-другой…

Прав отец, деловитости, сметки и хватки в сыне ни на грамм. Хотя и отцовская деловитость ему тоже претит, недолюбливал он предка за очень уж рабское поклонение рублю, постоянную гонку за клиентурой, выгодными заказами, типичный фотолакей, никакой гордости, а ведь он мастер, профессионал каких мало.

Вадька прислушался, двигатель перегазовывал, а вот и заурчал потужливо – отбывает ненаглядный, наконец-то. Он замычал и стал раскачиваться и толкаться в стенки бака уже без опаски быть услышанным. Наконец-то – свобода, движение до пота, скорее бы в училище, такое тепленькое, родное и уютное! Училище… он непроизвольно поморщился, вот и учеба, разве по его искреннему желанию, так, увязался за друзьями, да и школа порядком осточертела. Он и музыкалку вот также отмучал по хотению мамы, сто-оит себе теперь баян, напитывается пылью. А вот фотография ему понравилась, только не гонка бесконечных, однообразных «карточек», нет, фотография глянулась ему как искусство, не как ремесло…

– Вадюха! – изумился Пашка, когда бак отвалили в сторону. – Опенушек! Да у тебя ведь губы синие!

– З-ззадубарел, – косноязычно сказал Вадька, челюсть непроизвольно плясала. – З-зубы инеем заросли.

– Сейчас разомнемся, – пробасил Антон. Они спрыгнули с крыши и принялись толкаться, бегать, рогоча беспричинно, Вадька часто падал, совсем тупо подчинялись одеревеневшие ноги. Да и друзья прочернели изрядно, они ведь тоже на свежем воздухе неподалеку отсиживались.

– По коням, змеи капроновые! – скомандовал Антон, усаживаясь за руль отцовского «Урала». – Надо еще на второй урок успеть, а то Шпик уже телеграммы во все концы отбивает…

Вадька залез в коляску и укрылся с головой накидкой. Вдруг, ни с того, ни с чего едва не расплакался, так хорошо ему почему-то стало с друзьями, враз испарилось все сомнения и ожесточение, ушла досада на собственную глупость. Стало даже стыдно за недавние мысли. Разве у него когда повернется язык пожалиться, подвергнуть сомнению то, чем они с друзьями занимаются, да никогда! Ради вот этаких минуток «хорошо» он готов и не на такие испытания.

Никто кроме них не сможет подарить ему таких минуток. Он крепко зажмурился и счастливо улыбнулся. От них он такие проявления своего умиления тщательно маскировал, стыдился, был уверен, что не поймут, засмеют.

Мотоцикл взревел, от ускорения Вадьку вмяло в сиденье, а на резком развороте едва не выдавило вправо. Антон с техникой обращался круто, но умело, технику чувствовал и в надрыв, на излом никогда не пускал.

Мастер довольно скептически похмыкал на объяснение – внезапная поломка мотоцикла в дороге – и посоветовал добираться до места учебы, как все, автобусом, не гробить здоровье по такому холоду. Наказал также строго, чтобы безо всякого ропота шли на стрижку. Училище уже бурлило в обсуждении данного массового мероприятия.

Надобно сказать, что решение о повальной стрижке было подсказано, в основном, соображениями гигиеническими, а не эстетическими. А все затем, что в некоторых буйных, не особо тревожимых мылом-шампунями шевелюрах, не так давно завелись посторонние многоногие существа. Факты, в общем-то, единичные вызвали у медсестры мистическую панику, весть достигла санэпидстанции, гороно – родилась инициатива.