Александр Бинштейн - …ЯБРЬ

Да, повидал я мир в открытках!
На них я видел целый свет.
Рембрандт, Дега, Дали и Шнитке,
(Последний, кажется, поэт)…

Часы Дали, Усы Магритта,
Купанье красного коня,
И даже прерафаэлиты,
Не впечатлили так меня.

И я скажу вам без прелюдий,
На вещи взгляд имея свой,
Из первых кто? Из первых – Рубенс!
Любимейший художник мой.

Здесь всё красиво, всё понятно,
Мой ум с глазами не вразлад,
Всё, как в живую, не абстрактно:
Вот это – грудь, а это – зад!

И эстетическое чувство,
Переполняет грудь мою,
Вот это – чистое искусство!
Я авангарды не люблю!

Хоть рисовать я не умею сам,
Абстрактную имею я идею,
Ведь если рукава пришить к трусам,
Immpression получается сильнее!

Когда тебя полюбят все вокруг,
А рифма из тебя течёт как мёд,
Не льсти себе, с собой будь честен, друг,
Ты не поэт, скорее – Стихоплёт.

Когда приятель отвернётся вдруг,
Как будто бы тебя не знал во век.
Когда на улице, прервав движенья круг,
Тебя обнимет незнакомый человек,

То значит путь твой – босиком и по углям.
И будет ли в конце пути рассвет,
Не знамо ни врагам и ни друзьям,
Лишь потому, что ты теперь – поэт.

А если в темноте лежит твой путь,
И ты лишь чувствуешь присутствие людей,
Хотя из темноты пожёстче пнуть,
Тебя стараются ногами побольней.

Твои стихи- мулета для быка,
Хоть их, увы, не спрятать за спиной,
И знаешь ты уже наверняка,
Что доли не дано тебе иной,

Смирись, тебе при жизни не найти,
Мерила понимания стихов,
В день завтрашний они должны уйти,
А ты в сегодняшнем не разорвёшь оков.

Останется вопрос, непостижим:
Бессмертна ли у гения душа?
Лишь только этот путь длинней, чем жизнь,
Но он короче лезвия ножа.

Вечерний сон, начавши с половины,
И утренний не видев до конца,
Я пушкинскою фразой в вас бы кинул:
«Жестокий век! Жестокие сердца!»

Когда все мысли покидают вдруг меня,
И нету дела мне, ни до какого дела,
Приходит вновь, неслышно семеня,
Моя извечная подруга Изабелла.

Нет, не хочу, вон убирайся, прочь!
Но Изабелла преданнее суки,
И я себя не в силах превозмочь,
В который раз беру её на руки.

Как аромат цветов её вдыхаю тлен.
Её любовь сродни запою на неделю.
Я снова взят в её тлетворный плен,
К её несвежему белью, к её постели.

«Пусти же, не сейчас, я не устал!»
Но тонет крик мой, как пятак в навозной куче
И я с ней пью, с ней сплю, как прежде спал,
Пока самой ей первой не наскучит.

Я одарен талантом многогранным,
Минуты вольной в жизни просто нет,
С утра я практикуюсь с барабаном,
На ужин, снова, сотворю сонет.

Поэзия – ниспосланный суккуб,
Мираж чарующий, отображенье рая.
Её позыв безжалостен и груб.
И наготой блестящей соблазняет.

Стучится в сны, будя гордыни гений
Манит, блаженства неземные посулив.
И путает лианами сомнений,
Как ядовитый плющ хребет обвив.

Прельстивши нас бесстыдствами обмана,
Позволив рай вкусить на облаках
Бросает как детей у океана
С ракушками дешёвыми в руках.

А мы потом в тоске маниакальной
Отвергнув мир и полюбив страдать,
Всё ищем в исступлении те камни
В которых искр сокрыта благодать.

Но всё уже просыпалось сквозь пальцы
Любовь суккуба на короткий срок.
Смешные обывателям страдальцы,
Мы высекаем глину и песок.

Меня три дня не посещает Муза,
А без неё не хочется писать.
Не то что бы расторгнули союз мы,
Но, очевидно, хочет погулять.

Она, наверное, опять влюбилась где-то.
Ей не впервые голову терять.
Какого-то зелёного поэта.
Умчалась, вероятно, вдохновлять.

Потом придёт и тихо поскребётся,
Вся в синяках неопытной любви.
И кулаком размазывая сопли,
Попросит тихо – Только не гони.