Николай Бирюков: Человек, упавший с балкона. Детектив, мистика, любовный роман

– Мы видели, что у нашего друга девушка погибла. Горе у нас. А Вы, пожалуйста, вызывайте нас повесткой. Что знаем – расскажем!

Сашек иногда был твердым, как стальной, каленый шарик. О том, что НМ была девушкой Поэта, Сашек ляпнул так, на авось. И угадал. Следователь записал в свой полицейский блокнот Тамарины данные, номера телефонов, которые продиктовал ему Сашек. Потом оба, и следак, и полицейский, поднялись, и молча, не извиняясь и не прощаясь, покинули кафе. Полицейский от самого выхода еще раз оглянулся на Томочку – во взгляде его была такая похоть, что Сашек побелел от злости, а Томочка стыдливо покраснела.

– Сашек! А ты молоток! Молот! Не, ты круче! Кувалда кузнечная! Я бы так не смогла! – похвала Тамары вернула Сашеку утраченное настроение. Мир снова стал казаться розовым. Похмелье куда-то пропало. Он взял кружку с горьким, остывшим чаем. Выпил. Крякнул.

– Все, Тома! Больше не пью! Никогда! Я боялся, что я вместе с желчью печень в унитаз выплюну! Он забьется, а тебе чинить потом! Ох… Все! Не пью!

Тома улыбнулась – даже в такой трудный момент Сашек думал о ней. А это: «Тебе чинить потом!». Значит это только одно: что он дальнейшей жизни без нее не видит! Любит, наверное!

Народ разошелся только через час, когда, сняв свои барьерные ленты, уехала полиция, а вслед за полицией и скорой помощью уехала и специализированная машина, забравшая с собой тело погибшей девушки.

…Дворник – немолодой, унылый узбек, вытянул из подвала длинный, черный шланг, и молча начал смывать с асфальта следы крови и осколки стекла. Кровь, смешавшись с водой и рыжей глиной, кружась по асфальту, потекла в канавку, выкопанную строителями под бордюрный камень.

«Что ж, пусть будет для этой невинной души две могилки – одна здесь, под бордюрным камнем, вторая на кладбище.» – пронеслась мысль у сердобольной Тамары.

…Тома и Сашек уже хотели было выйти из кафе, чтобы посмотреть – опечатана квартира или нет, но тут раздались громкие пронзительные крики. В окно было хорошо видно, как из подъезда, в котором сегодня разыгралась ужасная драма, на жаркую улицу выскочил высокий, тощий мужик в больших черных шпионских очках, в шпионском черном плаще и в огромной черной шляпе. Тряся видеокамерой, он орал на всю ивановскую, что ему все надоело, что он правильно развелся, что жизнь у него кончилась, что детей он заберет с собой и уедет с ними к маме в Саратов, а та, которая ему изменяет, пусть остается с тем уродом, которого так сильно любит!

Он снял шляпу, бросил ее на землю и начал топтать. Зрелище было жалкое. Седой, тощий мужчина, смешно тряся полами своего длинного черного плаща, топтал, поднимая глинистую пыль, собственную шляпу.

Одновременно громко плача и выкрикивая что-то несуразное, он мотал за длинный ремень видеокамеру. К нему подбежали, по-видимому, его дети – симпатичная девушка лет двадцати и здоровенный парень лет двадцати пяти. Они взяли его за руки и начали уговаривать прекратить концерт. Потом увели с собой в соседний подъезд.

– Вот это да! – Сашек повернулся к Томе. – Этот тип конкретно на убийцу не похож! Судя по народному представлению, он даже родной жене по морде фейса стукнуть не может!

– А ты, что, типа, можешь? Ты, типа, меня бить будешь?!! Прямо по морде фейса?!! – Тамара на мгновение застыла, глядя на Сашека широко раскрытыми глазами. Сашек опустил глаза в землю и многозначительно промолчал.

…Они вернулись к дому, подошли к стоящей у подъезда поэта, лавочке. На лавочке сидели три бабули – жительницы дома. Тома спросила разрешения присесть. Бабули прекратили шептаться и хмуро посмотрели на незнакомую им парочку. Нет ответа – нет запрета! Тома и Сашек присели. Все три бабули – и совсем седая в легком сарафане, и рыжая в синем брючном костюме, и еще одна, самая дальняя от Томы и Сашека, строгая на вид бабуля, в сером вязаном платье, с русыми волосами, убранными под беленький церковным платочек, продолжили осуждающе смотреть на новоявленных гостей. По их мнению, у молодых все не так. Не такая, как надо жизнь, не такие, как надо, слова и выражения, не такой цвет лица, предосудительное поведение – и вообще – измельчал народ! Все только и думают об удовольствиях – о деньгах, заграницах, компах, телефонах и сексе! Селфи придумали – сами себя в голом виде снимают и на весь мир показывают! А одеваются? – не пойми, кто мужик, кто баба! И эти двое тоже без разрешения к ним на лавочку сели! Неужели непонятно – раз слово «Да» не сказано – значит нельзя!