Николай Бирюков: Человек, упавший с балкона. Детектив, мистика, любовный роман

Вокруг праздно толпился народ – не каждый день такое увидишь. Сашек, нашарив в кармане бридж пару купюр, расплатился и выбрался из такси. Подошел к передним дверям, открыл Тамаре дверь. На улице было жарко. Сашек пожалел, что не надел ни кепку, ни бейсболку. Солнце начало щекотать своими горячими лучами его лысину. Снова затошнило.

– Так что случилось, Тома? Зачем мы приехали?

– Сама не знаю. Директор Петрович сказал: срочно сюда и ключи прихватить!

Когда они подошли поближе к барьерной ленте, натянутой полицейскими, Тома побелела от ужаса. На сером асфальте, заляпанном песком и глиной, неестественно вывернув ноги и подвернув под себя левую переломанную руку, лежала молодая женщина. Вокруг тела валялись мелкие осколки оконного стекла. Кровавое пятно, расползшееся под головой девушки, уже запеклось под солнцем и стало бурым. Длинные распущенные волосы, цвета ячменной соломы, опутали лицо. Короткое белое платьице задралось и были видны почти ничего не скрывающие веселенькие синие стринги. Одна туфелька, в цвет платьица, слегка испачканная кровью, была на ноге, второй, левой туфли не было – видимо, отлетела в сторону в момент удара. Сашек обратил внимание, что рядом с ней не было обычных женских атрибутов – ни сумочки, ни телефона. В ворохе окровавленных волос блестела пластмассовая сережка.

На правой ноге у девушки была искусная татуировка в виде летящих красно-черных бабочек, поднимающихся вверх от щиколотки к колену и от колена, опоясывая бедро, к паху. Возле трупа возились медики и полицейские. Они, негромко переговариваясь между собой, что-то мерили и записывали.

Сашека кто-то хлопнул по спине. Он вздрогнул от неожиданности и обернулся – перед ним, грозно сверкая стеклами очков, стоял Петрович. Директор Петрович был в белых парусиновых туфлях, в белом летнем полотняном костюме и в белой льняной панамке.

– Привет! Ну что? Посмотрел? – Петрович тяжело дышал, как будто он не приехал сюда на своей белой машине, а прибежал на своих двоих.

– Павлик, я вообще ничего не понимаю! Зачем мы сюда приволоклись?

– Эта девушка выброшена из квартиры поэта. Вот зачем. Вы ключи привезли? Они у вас? А чего это у тебя вид такой приблатненный? Тамара в глаз дала?

– Тома! – Сашек повернулся, нашел глазами Тамару в толпе зевак и позвал ее еще раз.

Тамара подошла. Она не сразу поняла, что от нее хочет директор.

– Какие ключи? А! Ключи! Да, здесь. Я принесла. Не теряла и никому ничего не давала…

– Давала – не давала… Про это теперь не мне… Паровоз ушел… Договор, договор наш где?!! Где записка, про которую мы вчера говорили? Вы забрали?

– Нет. Я переложила записку и договор в письменный стол. Никто ничего забирать не просил. А второй комплект ключей на кухне, на столе лежал – прямо на договоре и на записке. Я его туда же, куда записку и договор положила, ящик на ключ заперла, который в столе валялся, а ключ вот он – я его с собой прихватила.

– Вот блин! – Петрович взвился на громкий шепот. – Ну, почему мне так не везет с людьми! Почему? Господи! Я Вас, дорогая моя, вчера лично просил съездить, осмотреть квартиру и забрать ВСЕ ЛИШНЕЕ!

– Вы прикалываетесь?!! Я не Ваша дорогая! И откуда я знала, что именно «Все лишнее!». – Томочка обозлилась. – Надо было Вам самому ехать. Я ничего ни лишнего, ни подозрительного, бросающего тень на нашу контору, не нашла.

…Квартира Поэта находилась на четвертом этаже обычной крупнопанельной пятиэтажки, построенной в девяностые годы прошлого века. Такие квартиры называют «распашонками». Заходишь в прихожую – направо коридорчик, ведущий в туалет, за ним – проход в ванную и в семиметровую кухню. Проходишь три метра вперед – посредине встроенный шкаф для одежды. Справа от шкафа вход в спальню. Слева – дверь, ведущая в комнату дневного обитания. В этой комнате и был балкон, откуда упала девушка. На балконе, на натянутых веревках, сохло какое-то белье.

Комнаты были немаленькие, даже для нашего времени! Три на шесть и три на пять метров – для холостяка совсем неплохо! Такие дома строились в большом количестве в годы социализма. Срок эксплуатации дома был обозначен в семьдесят пять лет, бетонные панели, отлитые на советских заводах, были крепкими – жить можно!

…Квартира представляла собой обычное холостяцкое жилье. Чисто. Но видно, что женская рука здесь бывала не часто. Например, слой пыли под кроватью в спальне и под диваном в комнате указывал на то, что пылесосили и мыли полы в этих, недосягаемых для мужчин местах, довольно редко.