Роман Днепровский - Малиновый пиджакъ. или Культурная контрреволюцiя

Естественно, из этой затеи у меня ничего не получилось, и вскоре «Ундервудъ» был увезён на дачу, где занял своё место в импровизированном «музее забытых вещей», который мы с мамой устроили прямо на улице, возле глухой восточной стены веранды. Здесь мы поставили старенькую печку-«буржуйку», на стену присобачили деревянное колесо от телеги, рядом с которым разместились два железнодорожных керосиновых фонаря и коровье ботало; внизу, под этой инсталляцией, на чурбачках и на старой скамейке встали в ряд несколько чугунных утюгов, распаянный самовар, который я подобрал в лесу – и здесь же мы разместили мою писачую машинку. Со временем, к ней добавились ещё две – не настолько старинные, но не менее ржавые и фактурные.

Школьное детство навсегда оставалось позади, а вместе с ним уходили в прошлое советская власть и весь тогдашний маразм. Пишущие машинки появились в комиссионках и в пунктах проката. Туда-то я и отправился выбирать себе орудие производства. Комиссионки я отмёл сразу же: там на прилавке стояли такие рыдваны, что не имело никакого смысла даже и подходить к ним: старые конторские динозавры с разбитыми корзинами и повизгивающими каретками, они были хороши, разве что, для антуража, но никак не для работы.

На переулке со смешным названием «им. 8 марта» в маленькой конторе по прокату бытовой техники, разместившемся на первом этаже облезшей хрущёвки, я нашёл свою «Виталину», миниатюрную югославку в абрикосовом корпусе, с аккуратными беленькими клавишами и в таком же белом футлярчике. Боже, сколько же всякой ерунды было на ней отпечатано, сколько бумаги было изведено впустую! А, с другой стороны, именно на ней я набил самые лучшие свои тексты, которыми горжусь до сих пор. Сколько всего пережили мы вместе, знаем только я и Виталина! Теперь, после появления компьютера, она поселилась у меня на антресолях, но я планирую, после ремонта, выставить её на полку книжного стеллажа. Виталинка заслужила более почётного места, нежели тёмный угол в шкафу под потолком.

Я исправно платил за неё целых шесть лет – с восемьдесят девятого по девяносто пятый год, пока однажды мне не позвонили на работу из пункта проката, и не предложили зайти к ним. Я зашёл.

– Мы всё время смотрим Ваши передачи по телевизору, – сказала мне пожилая сотрудница пункта проката, – и не можем понять: почему Вы до сих пор платите нам за машинку, почему не купили себе новую в магазине?

Вопрос этот, конечно же, меня покоробил, но я ничего не стал говорить этой даме. В конце концов, люди задают бестактные вопросы вовсе не со зла. Им кажется вполне естественно, например, поинтересоваться, сколько ты получаешь денег, сколько тратишь на еду и прочую коммуналку, и куда деваешь остальные? Хамство, конечно же, но хамство не со злости, а от глупости. Как говорится, «ничего личного».

– Я ведь, почему спрашиваю, – продолжала эта сотрудница, – наш пункт проката закрывается. Так вот, мы хотели бы предложить Вам выкупить у нас машинку по остаточной стоимости. Вам это обойдётся в 456 рублей. Согласны?

Конечно же, я согласился. Я настолько привык к Виталине, что мне даже в голову не приходило, что у меня может быть другая машинка. Ее наличие я воспринимал уже, как данность, а необходимость каждый месяц платить за её прокат, как неизбежное зло. Тем более в день на пачку сигарет я тратил тогда ровно пятисотку…

Время от времени у нас с Виталиной случались поломки. Особенно часто отпаивались и слетали со своих рычажков литеры. Тогда я брал Виталину на руки, закрывал её в футлярчик, и нёс на лечение – мастерская по ремонту располагалась в двух шагах от нас, в старом деревянном доме, на улице Грязнова. Мастером, который каждый раз «вставлял зубки» моей Виталинке, был очень колоритный персонаж: старый, совершенно испитый еврей с каким-то огромным и совершенно бесформенным носом. Всё лицо Мастера было покрыто этой ужасной «сосудистой сеточкой» выступивших красных капилляров. Но дело своё Мастер знал, неспроста, наверное, лацкан его неизменного клетчатого пиджака украшал тяжёлый винтовой значок «Заслуженный изобретатель-рационализатор РСФСР».

– Опять растрахал свою девочку?! Опять всю её разворочал?! – весело орал он мне, едва я переступал порог мастерской, – ну, давай её сюда! Дядя Гриша посмотрит девочку, зашьёт её.

Вооружившись зачем-то лупой, точь-в-точь такой же, как у часовщиков, он начинал осмотр машинки. Осмотр продолжался минуты две, затем Мастер, не глядя на меня, бросал: