Игорь Маранин - Отдать швартовы. Рассказы с улыбкой

Сама усопшая свинья с каждым месяцем становится всё смелее и смелее. В пасмурные дни она поднимается до самых облаков и путешествует вместе с ними над Нахаловкой. Но дальше улетать пока опасается, возвращаясь на ночь в родной двор. Она часто размышляет, как прекрасен и удивителен этот мир по сравнению с тёмной и грязной сарайкой, в которой провела свою жизнь.

Дядю Костю я запомнил высоким нескладным добряком с большой и немного виноватой улыбкой на лице. Есть такие люди, которые боятся доставить неудобство одним своим присутствием. Они искренне переживают, что подставили ногу под чей-нибудь каблук или неудачно стали у обочины, так что машина вынуждена была окатить их грязью из лужи. Они – те самые гвозди, которые Бог вбивает молотком в наш мир, когда мир начинает в очередной раз трещать и разваливаться. Дядю Костю Бог вбил в металлургический завод, прямо в доменную печь. Ничем в своей жизни: ни работой, ни внешностью, ни судьбой, ни временем появления на свет сибирский мастер по ремонту доменных печей не напоминал французского повара Люсьена Оливье, чьё имя благодарные потомки присвоили новогоднему салату. Тем не менее, было в их судьбах обстоятельство, сроднившее этих непохожих людей: оба унесли тайну кулинарных рецептов с собой в могилу. Люсьен Оливье – салата, а дядя Костя – сибирского лесного чая. Говорят, что повару-гастарбайтеру Люсьену сулили в России большие деньги за его секрет. Дяде Косте тоже предлагали двести восточных марок! Но оба они ответили отказом. Помощники Оливье воскресили его блюдо, потому что знали ингредиенты – им оставалось только экспериментировать. Ингредиенты чая дяди Кости стали известны мне недавно, и сейчас я расскажу вам о них, а вы уж экспериментируйте сами.

Жил-да-был в середине шестидесятых годов молодой человек по имени Яша.

– Я работаю во сне, – говорил Яша. – И получаю за свои сны деньги. Учитесь, молодёжь.

Он действительно работал во сне, раз в трое суток, сторожем на овощебазе. Когда на исходе лета он просыпался в конце рабочего и начале светового дня, то открывал окно и в помещение на окраине города вплывал мягкий августовский туман. Стояла такая тишина, что казалось задремал сам Всевышний… Яша поудобнее устраивался с кружкой горячего чая за столом и писал письма. По национальности он был немцем и переписывался с гражданами дружественной Германской Демократической республики. Словно Толстой «Войну и мир», он переписывал письма по восемь раз, поправляя каждый умляут над головами немецких букв. Если бы проводился чемпионат по художественной переписке, то Яша победил бы за явным преимуществом. Ни сочинения зачинателя жанра Эпикура, прославившегося посланиями к Менекею, ни одно из шестидесяти пяти писем Джонатана Свифта к Эстер Джонсон, ни карамзинские «Письма русского путешественника» не годились творениям безвестного миру сторожа овощебазы даже в постскриптумы. Образы в его посланиях получались выпуклыми и объёмными, как в 3D-кино. И когда немцы читали эти послания в своих чистеньких игрушечных домиках, то над клеточками листов, вырванных из тетради, вырастали корабельные сосны, пробивая верхушками потолки комнат, в синих волнах чернил, вытекших ровной строкой из перьевой ручки, плескались осетры и стерлядь, а на мягких сгибах страниц спали утомлённые кострами и походами туристы-таёжники. Язык Яши был сочным, литературным, на таком в Германии последний раз разговаривал Гёте, и потому у немцев от восторга округлялись глаза. Они решили ехать в Сибирь.

Узнав об этом, Яша пришёл в ужас. За свои тридцать с небольшим лет за городом он бывал три или четыре раза, когда филфак института вывозили на сбор турнепса. Он даже в армии не служил из-за своих минус восьми диоптрий и толстых круглых стёкол, закрывших глаза ещё в пятом классе. Корабельную сосну он в последний раз видел на пятьдесят второй странице приключенческого романа. Пухленький как колобок, в узких светлых брючках, с галстуком, стекающим на круглый животик по разноцветью луга-рубашки, с пышной шевелюрой кудрявых волос и квадратными очками в роговой оправе, закрывающими половину лица – все свои письма про походы в тайгу он просто выдумывал. Но у Яши были друзья, а среди друзей – мастер по ремонту доменных печей Константин и обладатель моторной лодки рыбак Григорий.

– Немцы обязательно попросят отвезти их в лес! – срываясь на фальцет, заявил Яша Косте.