Георгий Огарёв - 1000 притч

– Одной стрелой я могу подстрелить одного оленя.

– Значит, ты не умеешь стрелять, – сказал Ма-цзу Даои.

– А ты умеешь? – спросил Шигун.

– Умею.

– Сколько же оленей ты можешь подстрелить одной стрелой?

– Одной стрелой я могу подстрелить все стадо, – ответил Ма-цзу Даои.

– И то, и другое – судьба. Зачем убивать целое стадо?

– Если ты знаешь, что это так, то почему сам так не стреляешь?

– Если будешь учить кого-то стрелять так, как умеешь сам, то самому будет нечего делать.

К наставнику Ма-цзу Даои пришел один неизвестный юноша. Внимательно взглянув на его лицо, мастер сразу понял, что привело сюда этого человека: в его глазах светилось неразрешимое сомнение, на его губах трепетал навязчивый вопрос. Но Ма-цзу Даои ждал: ему было интересно, как юноша сумеет задать свой вопрос.

– Учитель, – наконец сказал молодой человек, – я чувствую себя ничтожеством… Я не способен ни к какому постоянству: знания не удерживаются в моей голове, чувства не удерживаются в моем сердце.

– Все самое значительное и ценное, что есть в жизни, друг мой, знание, любовь, красота – все должно иметь свою длительную, тайную историю. Иначе оно, превратясь в радужную пылинку, будет унесено первым порывом ветра: легко найденное легко теряется.

– Но даже то, что стоит мне немалых усилий, – оно тоже так легко теряется, – возразил юноша.

– Нет, – сказал Ма-цзу Даои, – нелегко найденное не теряется, но начинает путешествовать по незримым мирам, описывая в пространстве круги созидания. Ты никогда не наблюдал, как растет роза? Если внимательно вглядеться в строение ее чашечки, то можно заметить спиралеобразное наслоение лепестков. Во всем в природе свой ритм, свои вибрации. Не нужно их принимать за непостоянство.

– Значит, все подлинное вернется ко мне? И даже мои мысли? – обрадованно спросил юноша.

– Мысль, друг мой, как и сильное чувство, похожа на птицу с большими, упругими, беспокойными крыльями.

Она судорожно бьется в твоих руках, но вот – усилие, рывок, и с блаженным выдохом отрыва, распластав могучие крылья, она уплывает в сияющую бесконечность. Она тем и сильна, что живет ею.

Да, она рвется прочь даже из любящих ее рук, но, вырываясь, погружаясь в родную ей стихию, она не забывает о них, этих руках… А они – как пальцы художника, скульптора – теперь всегда будут ощущать в себе дрожь, немного нервное покалывание от одного воспоминания о миге обладания той птицей. К тому же, однажды ощутив ее трепетное биение, эти руки уже не смогут полюбить мелких ручных птах – маленьких мыслей, простых чувств…

– О, как все это сложно, – проговорил в смущении юноша.

– Это просто, – сказал Ма-цзу Даои. – Будь терпелив и честен с самим собой, тогда птицы сами начнут к тебе слетаться. Мысли и чувства знают, где им будет свободно.

– В любящих руках? – не переставал удивляться юноша.

Конфуций сказал Цзэу-линь:

– Цзэу! Ты меня удивляешь! Твоя семья бедна, положения в обществе у тебя нет. Почему же ты не идешь на службу?

– Не хочу служить, – отвечал Цзэу-линь. – За городской стеной у меня есть поле в сорок му, и урожая с него мне хватает на кашу. А еще у меня есть десять му земли на краю города, и этого мне хватает на полотно. Я играю в свое удовольствие на лютне и с радостью изучаю ваш путь, учитель. Зачем мне идти на службу? Я не пойду!

Лицо Конфуция стало серьезным:

– Твоя решимость превосходна! – воскликнул он. – Я слышал, что человек, знающий, на чем остановиться, не обременяет себя соблазнами; человек, знающий, откуда приходит довольство, не боится потерь; человек, поглощенный совершенствованием, не знает страхов этого мира. Давно уже я распеваю эти слова, но только сегодня увидел их олицетворение. Как ты порадовал меня, Цзэу-линь!

Цзы-Лу был большим любителем сражаться на мечах. Прослышав о добродетелях Конфуция, он пришел к нему в дом и, выхватив из ножен меч, воскликнул:

– Не мечом ли защищали себя благородные мужи древности?

– Благородные мужи древности были сделаны из преданности и обороняли себя человечностью. Поэтому они не нуждались в мечах, – сказал Конфуций.

– Если вы так мудры, уважаемый, то ответьте мне без ухищрений, как заставить людей повиноваться, не внушая им страха? – спросил Цзы Лу.

– Своим личным примером ты можешь вдохновить людей стать лучше, – ответил Конфуций.