Георгий Огарёв - 1000 притч

Он сильно разгневался и, отбросив всякую учтивость, закричал:

– Остановись, женщина! Бога никто не создавал!

– Если Бог может быть безо всякого создателя, то почему мир не может существовать без творца? Ты уже упустил свою победу – верни коров.

И коров пришлось возвращать. Яджновалкья потерпел страшное поражение.

Скачет ковбой по прерии, вдруг внутренний голос ему говорит:

– Джон, твоя жена тебе изменяет!

Ковбой быстро разворачивает своего мустанга и мчится домой.

– Быстрее, Джон, быстрее, – не унимается внутренний голос.

Ковбой пришпоривает коня все сильнее и сильнее, пока скакун на полном ходу не падает замертво.

Ковбой вскакивает и что есть мочи бежит дальше.

– Еще быстрее, Джон, ты опаздываешь, – подгоняет его внутренний голос.

Наконец, выбившись из сил, ковбой падает лицом в пыль. Придя в чувство, он поднимает голову и с тихим изумлением произносит:

– Черт возьми! Так ведь я же Гарри!

Как-то темной ночью на пустынной дороге встретились два человека.

– Я ищу лавку, которая называется «Лавка светильников», она должна быть где-то поблизости, – сказал первый человек.

– Я как раз живу в этих местах и могу показать тебе дорогу, – сказал второй.

– Я мог бы найти ее и сам, мне были даны указания.

– Зачем же тогда спрашиваешь у меня?

– Просто так спрашиваю.

– Ты, видно, ищешь собеседника, а не помощи?

– Да, наверное, так оно и есть.

– Но тебе не помешало бы получить и дальнейшие указания, раз уж ты так далеко зашел. Ведь здесь, в этой местности, очень легко заплутать.

– Нет, указания мне ни к чему, я полностью полагаюсь на первоначальные инструкции. К тому же я не уверен, что могу доверять кому-либо еще.

– То есть тебя не научили, как узнать того, кому следует доверять в дальнейшем?

– Да, это так.

– А не скажешь ли, зачем ты ищешь «Лавку светильников»?

– Затем, что мне было совершенно авторитетно сказано, что там, где имеются светильники, есть также и средства, помогающие человеку читать в темноте.

– Но умеешь ли ты читать?

Собеседники печально посмотрели друг на друга и разошлись.

Давным-давно был на свете город из двух параллельных улиц. Однажды некий дервиш переходил с одной улицы на другую, и один человек заметил, что глаза дервиша полны слез.

– Кто-то умер на соседней улице! – закричал тот человек, и тут же все дети, игравшие поблизости, подняли страшный вой.

На самом деле дервиш плакал оттого, что незадолго до этого чистил лук.

Но крик все разрастался, и вскоре его услышали на соседней улице. Жители обеих улиц были так опечалены и испуганы, вообразив, что у соседей несчастье, что даже не решались поинтересоваться друг у друга о причине переполоха.

Один умный человек, пытаясь успокоить их, все же посоветовал тем и другим спросить друг у друга, что случилось. Но слишком возбужденные, чтобы внять его совету, они лишь говорили:

– Ведь мы и так знаем, что наших соседей постигло большое несчастье!

Это известие, таким образом, распространилось подобно пожару, и вскоре уже никто из жителей каждой улицы не сомневался, что кто-то обречен.

Немного придя в себя, те и другие решили покинуть обжитые места и этим спасти свои жизни. Вскоре город полностью опустел.

Прошло сто лет. Недалеко от того места, где стоял город, теперь расположены две большие деревни. И жители обеих деревень из поколения в поколение передают предание о том, что когда-то вовремя убежали из обреченного города, в котором жили, и тем самым спаслись от некоего ужасного бедствия.

Однажды Ходжа Насреддин пришел в чайхану с пальцем, обмотанным цветной ниткой.

– Что случилось с твоей рукой? – спросили его.

– Жена намотала мне на палец нить, чтобы напомнить о том, что я должен отправить родственникам письмо.

– И ты уже отправил его? – спросили любопытные люди.

– Нет, – сказал Насреддин, – жена забыла мне отдать письмо.

Монах по имени Сэйдзэй обратился к наставнику Якусану:

– Я обездоленный нищий монах. Молю вас, подайте мне милостыню спасения.

– Сэйдзэй! – крикнул Якусан.

– Я слушаю вас, – ответил Сэйдзэй, немного смутившись.

– Ты выпил три чаши отборного вина, а говоришь, что даже не попробовал его на язык.