Михаил Жванецкий - Собрание произведений в пяти томах. Том 3. Восьмидесятые

В вопросах жизненных удовольствий я профессионал, и на фоне нашей борьбы с алкоголем я скажу самое интересное: там можно выпить и закусить, не прерывая беседы. Можно представить, как быстро у нас отправят в сумасшедший дом, если мы, не прерывая беседы, будем жрать...

Запомните мое правило: алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве.

Можно было бы сказать: Америка широко распахнула двери и ждет гостей. Но это не так. Советский Союз широко распахнул двери, и Америка вся в гостях. Ну что ж, дружить так же трудно, как и враждовать. Это работа!

Начнем сверху.

В сильный ветер не выходи: останешься без шевелюры, без ресниц и без зубов.

Тоскливые серые глаза. Длинный нос.

Круглое толстое лицо – загадка природы: у папы и мамы продолговатые.

Обидчив – это все, что осталось от чувства собственного достоинства.

Давно неостроумен.

Юмор покрывает трагедию, как плесень.

Все борются с плесенью, хотя надо бороться с сыростью.

Оттого что молчалив в обществе, стал разговорчив наедине с собой.

Кое-что себе сообщит и тут же весело хохочет.

Оттого что уделяет много внимания внутреннему и международному положению, стал неряшлив, глаза потухли, руки дрожат.

Что-то скажет – хорошо, что не слышали.

Что-то сделает – хорошо, что не видели.

В кино ему, видите ли, неинтересно.

В театре перестал получать информацию от бесчисленных «Трех сестер».

Телевизор заставляет гулять в любую погоду.

Перестал искать преданность в ресторанах, решил остановиться на тех четверых, что с детства.

Получает удовольствие от выпивки, хотя умом против.

Так же, как и против женщин, – умом.

Считает: то и другое – от однообразной застройки в новых районах.

Давно не танцевал.

Перестал радоваться встрече с родственниками.

Начал нести чепуху со ста граммов.

Давно не танцевал. Так и не стал начитанным.

Так и не слывет энциклопедически образованным.

Не раскусил Скрябина.

Скрывает тоску во время Баха.

Уже не делает вид, что понимает в живописи.

Понял, что главное – это зимнее пальто.

Купил магнитофон, чтобы перестать о нем мечтать.

Для скоротания пешего времени представляет себя секретарем ООН или крепостным помещиком 1843 года.

Хотя тяги к земле не чувствует.

Пугает грязь в дождь и дождь в грязь.

Французско-английского не знает, так что можно не беспокоиться.

Место это любит.

Считает, что не место красит людей, а люди его красят.

Хочется, чтоб кто-то сказал: «Ты нам нужен. Не только ты в долгу перед нами, но и мы в долгу перед тобой, и защитим, и не дадим тебе плохо умереть».

Любит дождь.

В дождь и ветер кажется себе мужественным в плаще на улице.

Давно не танцевал.

Неожиданно заметил, что время идет медленно, а жизнь проходит быстро.

Профессия сатирика наложила отпечаток на поведение: часто останавливается и круто оборачивается.

Одет в серое, глаза серые, на сером незаметен.

Очень хочет участвовать в общественной жизни не только в качестве дружинника.

Хочет тоже встречать мэра Ливерпуля и показывать ему город, интересуется, кто подбирает группу встречающих.

Также хотел бы сделать доклад о международном и внутреннем положении, опираясь на слухи и догадки.

Кажется, стал понимать, почему отсутствие мыслей, неясность выражений и плохая дикция вызывают такое большое желание встретиться с аудиторией.

Считает, что догадываемость зрителей, их читаемость между строк выросли настолько, что сатирика создает зал, и так внушит невиновному, что он разоблачитель и копает под устои, что тот, бедный, дико трусит от своего бесстрашия, льстиво смотрит в РИК, страшно дружит с РОВД, УВД, ДНД, лишь бы не выписали, лишь бы продукты отпускали.

Ах ты, мой маленький, назвали сатириком несведущие люди явно за то, что два-три раза искал логику, один раз усомнился и раз пять играл умом.

А ты помнишь два-три острых вопроса министру?

И на твои мелкие, замеченные на улице недостатки он рассказал о таких безобразиях, что волосы дыбом.

Ты и заткнулся, любитель, от ответа профессионала, ибо дураков уже, к сожалению, нет и новое поколение умнее тебя.

И можно подобрать для своей карьеры и науку, и практику, и результаты строгих экспериментов.

Потому ты и не сатирик, а юморист.

Юмористус вульгарис. В неволе прекрасно размножается.

Рацион: сто грамм хлеба, сто грамм мяса, сто грамм водки, пол-литра воды, десять капель валидола.