– Ну и что? Испугал. Дай ключ, козел!
– Снимай хату. Хату снимай. Работать иди!
– Всё, наработался. Теперь вынь мне в месяц сорок долларов и положь. Гуляю.
– На сорок?
– Да, на сорок.
– А если я тебе не дам?
– На алименты подам. Ну, короче, Петрович, давай. Я б себе давно завел дубликат... Там хитроватый заусенец.
– Второй замок врублю. Хватит тебе на рассвете заваливаться. Самый сон – и тут ты в перьях, в помете, в окне… Я тебе сказал: заканчивай! Ты же в молодости так не бегал.
– Так сейчас жизнь совсем другая: женщины с ума посходили. Им чем старше, тем лучше. Слушай, они совсем не выдерживают материальных затруднений. Конечно, им есть что предложить. Но в таком количестве… И явно ниже себестоимости. Я стал поклонником рыночной экономики. Ты же меня знаешь, я долго был за большевиков. Но я им, сукам, аморалку простить не могу. Все эти разборки на партбюро: кто с кем спал… Импотенты проклятые. Аж слюни текли.
– А ты?
– И я. Я тоже живой был. Конечно интересно. Поймаешь и разбираешь. Сволочь я был, Петрович. Я, сынок мой обеспеченный Вадим Петрович, вычеркиваю сорок лет, как из тюрьмы, как со срока. Мне сейчас двадцать один год, цыпленок мой орлиный. Ты от орла произошел. Двадцать один год. Если б тогда были такие презервативы, мы б с тобой не разговаривали. Ты б меня не знал. То есть лучшего в своей торговой жизни ты б не видел.
– Так я, батяня, тут смотрю, вы все раздухарились.
– Ты, сынок, метро видел? А родник? А ветер? А спиртоводочный завод? Что их объединяет? Не останавливаются ни-ко-гда. Ты видел людей, что из лагерей пришли в 54-м? Вот люди пришли! Из тюрем! В семьдесят – как в двадцать восемь.
Любовь же дозой отмерена. Ей все равно, что ты с нее начнешь, что ты ею закончишь. Когда ты эту дозу израсходуешь – ей все равно. Любви. Счастью. Коленям, истертым от росистой молодой травы. Как она эти колени целовала!..
А я тебе скажу, сынок, большевики – они забрали в тюрьмы импотентов, а выпустили мужиков.
Они им накопили.
И нам всем, которых в партбюро набрали. Но женщин, конечно, исказили машинным маслом, мозолями, шпалами, опоками… Через партбюро мужей искать?
Короче, Петрович, это все поэзия. Я вчера с двумя телками забрел к одному товарищу по партии.
– Ты что? Ты куда? Ты что мою фамилию позоришь?!
– Он еще меня помнит по моей.
Слушай. Ну он в этом обкомовском доме на Тенистой.
Я ему говорю: «Петр Иванович, идите погуляйте. Оставьте нас. Вот вам ключ от вашего подъезда».
Ну слушай, он когда палку взял, очки надел – там 50 диоптрий, приближающих встречный транспорт… А от его рыка вся область тряслась. Куда, я думаю, он пойдет? В этих очках, как с биноклем на мостовой. Собьют. «Ладно, – говорю, – Петр Иванович, берите телку, посидите в прихожей». – «Что я там увижу!..». – «Ну потрогайте. Это вам подарок от первичной партийной ячейки».
Вот где его судьба незавидная. Сгорел на работе. Зерновые поднимал. И больше ничего не поднимал…
Они там сидели… Она что-то хихикала. Он рыкал. Ну, потом рассказал ей, кем он был. И все!
А он все еще страшный, даже через закрытую дверь. Умели кадры подбирать.
Я ему говорю: «Петр Иванович, если эта не подошла, я вам еще пятерых вызову из фирмы “Сосульки”». – «Да нет, – говорит, – у нас с ней откровенный разговор был. Она меня на выборах поддержит. Ей моя кандидатура понравилась». – «Так может, она в темноте ее не разглядела?» – «Нет-нет, все в порядке».
Политик он, мамочка, большой. Но просил, сука, без предварительного звонка больше не приходить. Такая сволочь. Выключить свет сил не имеет, а без предварительного звонка…
– Так ты все, что я тебе даю, на женщин спускаешь?
– Их, курочек, инвестирую. Им даю ссуды твои безутешные, безвозвратные. Распределяю твой доход. Ты бы видел их личики!.. Тоже, правда, безвозвратные. Но как они сияют, уходя. Это лучший визит – приходишь несчастный, счастливый уходишь.
Не выносят они материальных затруднений и грубой работы в порту.
Как мы их здорово учили строить, прокладывать, перегружать, а чуть отпустили – все у филармонии собрались.
– А там же биржа, отец.
– Да, биржа легкого труда и приятного поведения. И я там под именем Пантелеймон – веселый мастер эпизодов и околесиц. «Старый ящур ищет молодую сибирскую язву».
Они, оказывается, за деньги любят так же.
Не все равно – она за деньги выйдет замуж или за деньги переспит. Сила чувств одна и та же, а сумма делится соответственно.
– Папа, ключ я тебе не дам. Ты знаешь, мое сыновье слово твердое. Я тебе, старый бесенок, на номерок подброшу. В гостинице.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу