Варвара Карбовская - Удар судьбы

После шестой встречи Лидия Михайловна не спала всю ночь до утра и мучилась мыслью – зачем она так скоро позволила целовать себя? По правде говоря, мысль была немножко другая, нестерпимая для всякой девушки: «А не показалась ли я ему слишком податливой? Вдруг он больше не позвонит?»

Она говорила сама себе: «Конечно, он недостаточно культурен, он сказал, что на стене брарелефы, вместо барельефы, и что Чехов, в основном, комик…» Ну что ж, она только рада будет поделиться с ним тем культурным богатством, которым владеет сама.

Кстати, о богатстве. У него одних книг три полных шкафа, и все такие прекрасные издания! Только Лиде не понравилось, как он сказал:

– Те же денежки в случае чего.

Но она тут же мысленно оправдала его: он не сумел сказать иначе о своем пристрастии к книгам. Хотя у него такая же страсть и к мебели, и к картинам, и к одежде. Он сказал ей:

– Между прочим Чехов сформулировал таким образом: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда»!

– И душа, – подсказала Лидия Михайловна. Он вздохнул.

– Душу, Лидочка, не видать. И вы, как врач, должны знать, что души как таковой нет. И, откровенно говоря, к лучшему.

…Однако она напрасно не спала ночь после шестого свидания. Он снова позвонил ей и настойчиво предложил зарегистрироваться. Когда она при встрече дала согласие, он вынул из кармана кольцо с бриллиантом и надел ей на палец.

– Вы с ума сошли! Как можно тратить такие деньги! – воскликнула Лидия Михайловна.

– Деньги для того и деньги, чтобы их тратить, – ответил Геннадий Романыч. – Вот дурак Суликов этого не понял. А впрочем, вам про Суликова пока что знать не следует.

Она не спрашивала про дурака Суликова и про то, откуда у Многоватова столько денег. Она только ужасалась, что он напрасно тратит их, вместо того чтобы поберечь на будущее: покупает билеты в театр непременно в первом ряду, обедает с ней в ресторане. Она слышала, как официант вкрадчиво назвал испугавшую ее сумму, и видела, как легко и беззаботно Геннадий Романыч бросил на стол деньги, больше чем надо, и она поняла – это значит на чай. Теперь это кольцо…

Лидии Михайловне было двадцать четыре года, и она отлично знала, что на свете есть жулики, и воры, и даже убийцы. Они ездили в автобусах и в тесноте снимали с пассажиров часы. Они по ночам нападали иногда на прохожих или проникали в квартиры и бывали случаи – убивали. Некоторые служили в учреждениях и делали какие-то приписки или подлоги. Она точно не знала. Но все они рано или поздно, жалкие и приниженные или противно-наглые, представали перед судом на глазах у всех. И вызывали у людей презрение, ненависть или просто гадливое чувство.

Все эти преступники, пойманные или непойманные, могли где-то и как-то жить, но знакомыми Лиды Журавлевой они быть не могли. А представить себе, что ее, строгую и нецелованную девушку, вдруг целует вор, – это было вообще невероятно. Поэтому она даже ни на одну минуту не представляла себе, что и книги, и ковры, и костюмы Геннадий Романыч приобретает каким-то нечестным путем.

Разумеется, заведующий магазином не может получать слишком большого оклада. Но… мало ли как бывает: сбережения, наследство, выигрыш. Вот, например, у них в квартире живет кассирша Ираида Львовна (по странному совпадению она работает как раз в том магазине, которым заведует Геннадий Романыч). Так вот, она постояно выигрывает! И помногу. Лида помнит, как она недавно вбежала в кухню и закричала: «Пять тысяч! Пять тысяч!» – и махала облигацией. А когда соседи стали просить ее дать им поглядеть на счастливую облигацию, она смешно замахала руками: «Что вы, еще сглазите!» – и убежала к себе. А ведь, возможно, что Геннадию Романычу посчастливилось и он выиграл не пять тысяч, а пятьдесят?…

Пришло письмо из Иркутска. Писали вместе отец и брат.

«Лидушка, нам издали что-то не очень нравится твой выбор. Не потому, что ты врач, а твой Многоватов торговый работник. Работников торговли у нас большая армия и если бы они плохо и нечестно работали, то и торговли бы никакой не было. Они же молодцы, справляются, развивают и, как говорится, борются за лучшее. Некоторые даже героически работают в самых тяжелых условиях севера и так далее. В общем, честь им и хвала, тем, которые этого достойны. Но ты, Лидушка, пишешь, что у твоего Многоватова дом – полная чаша (между прочим зря ты к нему ходишь, лучше к себе позови. У тебя квартира населенная, на всякий случай – мало ли что бывает). Ты перечисляешь, какие у него книги, ковры, вазы, костюмы и шуба с бобровым воротником. Ты пишешь: «У него такая внешность, что можно подумать, будто он народный артист». Дочка! Учти, артисты разные бывают!»