Иван Охлобыстин - Соловей-Разбойник

Прима. Заплатят, наверно, хорошо.

Клавдия Васильевна(зло). Заплатят они! Чего обещали, то и заплатят. Вот орденоносец и пьет в погребе. Курей из пестика расстрелял после второго стакана. Стыдно людям в глаза смотреть бывшему представителю власти.

Прима. Не волнуйтесь, Клавдия Васильевна. Я Севастиану Григорьевичу пожалуюсь, и он все уладит.

Клавдия Васильевна(доверительно). Не лезли бы вы. Мать Устиния советует смириться. Сама пожитки собирает. На Валдай собирается.

Прима. Да вы что?!

Клавдия Васильевна(клятвенно). Москвичкой буду! Сама видела!

На рейс, следующий в Нью-Йорк, стоят в очереди на регистрацию Федор Петрович и Агния Николаевна. Через пару человек за ними разглядывает свой билет Дебет.

Занавес разошелся в разные стороны, и перед зрителями на фоне бутафорских березок предстали Соловей в отутюженном смокинге и Прима в пурпурном декольтированном платье. Слепой аккордеонист взял первые ноты. Севастиан ионизировал пространство зала своей неповторимой улыбкой и запел:

Затихает Москва, стали синими дали.
Ярче блещут кремлевских рубинов лучи.
День прошел, скоро ночь.
Вы, наверно, устали,
Дорогие мои москвичи.

Его переливчатый, как лесной ручей, баритон поддержала грудным сопрано Прима:

Можно песню окончить и простыми словами,
Если эти простые слова горячи.
Я надеюсь, что мы скоро встретимся с вами,
Дорогие мои москвичи.

К моменту припева Севастиан подхватил Изабеллу Юрьевну за талию, и они слились в вокальном экстазе.

Ну что сказать вам, москвичи, на прощанье?
Чем наградить мне вас за вниманье?
До свиданья. Дорогие москвичи, доброй ночи.
Доброй вам ночи, вспоминайте нас.

Проходящую в очередной раз по салону самолета стюардессу заинтересовала странная манера одной пожилой респектабельной пары играть с бутылками минеральной воды «Эвиан». Упомянутые пассажиры умудрились почти полностью запихать трехсотграммовые зеленые пузырьки себе в рот, отчего вполне могли испытать приступ кислородного голодания. Не страдая сообразительностью, стюардесса вызвала стюарда-мулата, и они вступили в длительные препирательства о правах пассажиров международных авиарейсов зажирать питьевые сосуды.
В это время в соседнем ряду Дебет учил тринадцатилетнего мальчика из Минеаполиса игре в «камень, ножницы, бумага». Мальчик оказался коллекционным дебилом и упорно не понимал условий игры, отчего Дебет все чаще поглядывал на полупустую бутылку минеральной воды на соседнем столике.

Грохот аплодисментов ознаменовал окончание песни. Соловей и Прима растроганно послали воздушные поцелуи в зал.

Молот как раз склонился над полуразобранным трициклом Соловья, чтобы завинтить очередной болт, как ему в затылок уперся никелированный глушитель и раздался лишенный какой-либо эмоциональной окраски голос: «Меня зовут Н7, я просто поговорить».

Молот(разгибаясь и попутно выдергивая чеку из гранаты, висящей на поясе, придерживая, однако, сам рычаг «адской машины»). Чего бы и не поговорить, если человек интересный. Чай будете?

Н7(опуская пистолет). А с шиповником есть?

Молот. Конечно, с шиповником есть. Шиповник крепит.

Н7. И еще для сосудов рекомендуют. Меня вот командировали всех вас ликвидировать.

Молот(указывая на освещенную веранду). Самовар там. (Тыкая пальцем в ступени.) Осторожно, там же растяжка. (Продолжает рассуждать.) Ликвидировать – это серьезная работа, большие знания надо получить.

Н7. Получил. Училище, высшая школа, академия. Золотой стипендиат.