Мануил Семенов - Хлеб сатирика

Приехал папа и втащил купленную по дороге елку. В квартире, словно в дремучем лесу, сразу запахло хвоей. «Операцию Б» можно было считать законченной. Новая жизнь на новом месте входила в колею.

Вовка выглянул в окно и увидел, что к дому со всех сторон — от остановок трамвая, автобуса — движется огромная толпа людей со свертками. Это в дом номер 10 по Боровскому шоссе собирались гости на новоселье. Увидел Вовка в толпе и тетю Дашу, и дядю Степу, и других соседей, с которыми они двадцать лет подряд вместе ходили на демонстрации, вместе праздновали Октябри и Маи.

…Заснул Вовка поздно, когда уже все гости разошлись. Ему снился огромный-огромный двор, больший, чем Пушкинская площадь, он видел во дворе много-много людей, намного больше, чем он видел сегодня вечером. А в середине двора стояла тетя Луша и давала людям ключи. Ключи от их новой квартиры, от их нового большого дома…

До сих пор никто не может толком объяснить, как это произошло. Жила-была девочка, бегала в детский сад, болела корью и коклюшем, носила белый передничек, и вдруг она сдает экзамены в вуз. Событие это застало всю семью врасплох.

Правда, разговоры о том, что Наташу ожидает блестящая научная карьера, велись в доме и раньше. Соберутся, бывало, близкие и далекие родственники за праздничным столом и ну наперебой тискать и тормошить Наташку:

— Скажи, девочка, кем ты будешь?

И, к всеобщему удовольствию, Наташка отвечала:

— Аспилантулой!

Где она подхватила это словечко, сказать трудно. Скорее всего из разговоров в семье о соседе, старом холостяке, который добрый десяток лет числился в аспирантуре какого-то института, регулярно брал академические отпуска, не менее регулярно получал академическое содержание и жил себе припеваючи. Во всяком случае, ответ Наташки всем нравился, ее называли умницей и совали в руку конфетку.

Но шли годы, Наташка научилась совершенно четко произносить букву «р», и разговоры о том, кем она станет, когда вырастет большая-пребольшая, сами собой прекратились. И вот — как гром среди ясного неба — приходит человек домой, показывает карточку абитуриента и спокойно заявляет:

— Мама, я сдала документы в педагогический. В понедельник первый экзамен.

С мамой стало плохо: она залилась слезами и приняла валидол, но тем не менее бросилась к телефону, чтобы мужественно принять на свои плечи службу оповещения.

Родственники реагировали на полученное известие по-разному.

Папа сказал коротко: «Сейчас еду», — и повесил трубку. Бабушка Ева, по профессии пианистка-аккомпаниатор, приказала маме:

— Измерь у Наташки температуру и посади ее в ванну.

За свою долгую жизнь бабушка Ева убедилась: ничто так не содействует укреплению человеческого духа, как журчание воды, падающей на белоснежный кафель. Каждый раз, когда ей предстояло аккомпанировать особенно прославленной солистке, бабушка обязательно устраивала себе горячую купель.

Мамин брат дядя Костя посоветовал:

— Я бы на твоем месте немедленно телеграфировал Ивану. У него же непререкаемый авторитет.

А когда сенсационное известие дошло до живущей на Арбате тети Даши, то она только и могла сказать:

— На тебе, такое дело!

И грохнула об пол приготовленную для клубничного варенья шестилитровую стеклянную бутыль.

В воздухе запахло паникой.

И не случайно, потому что в семье никто более или менее четко не представлял, как сдаются экзамены.

Правда, и папа и мама имели среднее образование, бабушка Ева — высшее, а дядя Ваня, которому в скором времени предстояло получить телеграфную депешу, являлся даже кандидатом технических наук. Так что все они испытали на себе довольно мучительную процедуру, именуемую экзаменами.

Но это было давно.

На устроенном вечером семейном совете выяснилось, что сведения и опыт, которыми располагали его участники, в современных условиях не могут найти никакого применения. Дядя Костя без труда доказал это:

— О чем вы говорите? Серебряная медаль, отличные школьные педагоги, Наташкина начитанность и эрудированность — какое все это имеет значение?

— Но у нас есть возможность пригласить репетиторов, — робко вставила бабушка Ева.

— Репетиторы! Скажите мне еще о домашнем визите к доброму старому профессору, который вложит в юную душу уверенность в своих силах… Это же девятнадцатый век! Тургеневские времена!

— Что же нам надо? — беспокойно спросил папа.

— Надо иметь руку! — безапелляционно изрек дядя Костя.