Мануил Семенов - Хлеб сатирика

— Мама, почему ты молчишь? — чуть слышно произнесла Наташка.

По движению губ мама поняла ее.

— Я не молчу, это ты молчишь, — ответила она.

Голос был далекий, далекий.

— Мама, — вдруг звонко воскликнула Наташка, — сыпи-то у меня почти нет! — и, не останавливаясь, не переводя дыхания, Наташка стала быстро, быстро рассказывать о профессоре, о тете Даше, о нянях, маленькой девочке, что находится в боксе рядом с тетей Дашей. — Вообще, мамочка, ты не унывай! — закричала она.

В это время открылась дверь и вошла няня с обедом.

— Садись кушай, — сказала она и поставила поднос с тарелками на столик.

Наташка махнула маме рукой и принялась за еду. Мама молча наблюдала, как Наташка съела суп и котлетку, выпила кисель, сжевала яблоко. Каждую опорожненную тарелку Наташка показывала в окно, мама улыбалась и одобрительно кивала головой.

Покончив с обедом, Наташка опять прильнула к окну, и мама стала спрашивать, как она провела утро, какие ей дают лекарства, кто ей заплетал сегодня косы, не холодно ли в боксе, не дует ли из окна. Разговаривать через окно было трудно. Наташка все время переспрашивала маму и под конец закашлялась.

Мама ушла, и как-то быстро настал вечер. В 9 часов выключили свет. Из-за занавески тетя Даша смотрела, как Наташка разденется и ляжет в постель. Потом занавеска опустилась, и вокруг никого не стало. Впервые Наташка оказалась наедине сама с собой.

Она долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к тиканью ходиков в коридоре. Где-то далеко скрипнула дверь, раздались чьи-то легкие шаги, потом опять все смолкло.

Наташка приподнялась, заглянула через занавеску. Тетя Даша стояла у окна и смотрела на окутанные сугробами деревья, на беседку, облитую мерцающим лунным светом. Наташка глубоко вздохнула, юркнула под одеяло и тотчас же заснула.

Ночью, когда Наташка спала, в больницу на «скорой помощи» привезли генерала. Это был пожилой человек, многое повидавший на своем веку: прошел солдатскую школу в царской армии, воевал с басмачами под Ферганой и Термезом, отстаивал Смоленск и Ржев, во главе воздушного десанта сражался в Карпатах. Дважды генерал был ранен, дважды контужен, но каждый раз быстро возвращался в строй.

После победы он долго служил в Германии, а потом его перевели в Киев. Вчера он приехал по вызову в Москву, вечером основательно поволновался на докладе у начальника, и глубокой ночью с ним случился удар. Прямо из гостиницы его привезли в Сокольники. Генерал ни на что не жаловался и только трудно дышал, бессильно положив свои большие руки поверх одеяла.

Электрокардиограмма показала угрожающий упадок деятельности сердца. Больному ввели камфару и дали капли, обложили ноги грелками, принесли кислородную подушку. К утру генералу стало лучше, и он заснул.

Наташка ничего этого не знала.

Как и в прошлый раз, она проснулась от того, что кто-то прикоснулся к ее плечу. Это была няня. Она молча сунула Наташке термометр и вышла. Потом принесла витаминный сок в маленьком стаканчике, баночку простокваши и теплой воды, чтобы Наташка могла почистить зубы. Хотя в боксе и без того было чисто, няня вооружилась щеткой и стала мести пол.

Лежа в кровати, Наташка молча следила за няней. Сегодня она была какая-то необычная: не разговаривала с Наташкой, не шутила с ней. Уж не провинилась ли она в чем-нибудь перед няней? — подумала Наташка. Но, припомнив весь вчерашний день, она убедилась, что вела себя примерно. И тогда она решила схитрить.

— С добрым утром, нянечка! — сказала Наташка.

Хитрость удалась. Няня улыбнулась, подошла к кровати, потрепала Наташку по щеке и, вынув из-под рубашки термометр, промолвила:

— Я тебя позабыла поздравить с добрым утром! Ты уж извини меня, дорогая.

С термометром в руках няня вышла из бокса. В коридоре в это утро тоже было тихо, и няни и сестры не собирались, как обычно, у столика, стоявшего напротив Наташкиного бокса.

— Ну, как там шестнадцатый? — вдруг услышала Наташка.

— Спит еще, но очень слаб. В лице кровинки нет, — ответил чей-то голос.

И Наташка поняла, что в больнице что-то случилось.

Тревожное настроение передалось и ей. И когда в полдень опять пришла мама, то Наташка отвечала на ее вопросы рассеянно и даже не очень сильно обрадовалась купленной мамой большой целлулоидной обезьянке.

Во время вечернего обхода профессор с бородой и в очках, которого няня назвала башковитым, несколько раз сказал дежурному врачу:

— Не спускайте глаз с шестнадцатого. Укройте его потеплее и чаще проветривайте бокс. Воздух и покой, абсолютный покой!