Мануил Семенов - Хлеб сатирика

— Кхе, кхе! Я отлежал себе все бока. И потом, этот проклятый сквозняк! Вот уже целый год я лежу у щели, в которую все время дует из окна. И никто не додумается забить щель или хотя бы пододвинуть шкаф к печке.

Это говорил старый Протокол, датированный еще прошлым январем.

На его голос хором отозвались Директивы:

— Да, тут уж не дождаться заботы и внимания! Посмотрите, какая в шкафу теснота. А почему? Нас вот напечатали сто семь экземпляров и должны были разослать по организациям, да так и оставили без внимания. Лежим уже второй месяц, желтеем, стареем.

И Директивы усиленно захлопали бумажными ладонями, очищая себя от пыли. Они подняли такую возню, что старый Протокол не выдержал и прикрикнул на них:

— Да перестаньте вы, стрекотуши! Подумаешь, они два месяца лежат! Мне уже за второй год перевалило, и то не беспокоюсь, как вы. Вчера взяла меня в руки Зоя Тужилкина и говорит: «Как мне надоел этот противный протокол, никак от него не избавишься! И когда только эти волокитчики из учета раздадут все комсомольские билеты?» А чем виноват я? Придут люди за билетами, понесут меня в отдел учета, а там нет никого. Или постучатся к товарищу Карцеву, а он занят, пишет решение. И кому нужна такая прорва решений?

— Да, да, именно прорва, — подхватило Постановление об усилении политехнического воспитания. — Ведь со мной просто конфуз вышел. Послали меня в комсомольскую организацию порта. Прочитал секретарь и прямо в горком. «Вы, — говорит, — думаете, когда принимаете свои постановления, или нет? Нас обязывают: „Направить всю внешкольную работу на развитие политехнических знаний и трудовых навыков у всех ребят“. Но, помилуйте, какие у нас ребята? Или вы пишете: „Организовать комсомольцев и несоюзную молодежь на составление гербариев и сбор дикорастущих лекарственных растений“. Нашу несоюзную молодежь заставить собирать ромашку? Ведь это же грузчики, грубый народ, они, извиняюсь, пиво пьют, а вы их хотите заставить по лугам бегать». Бросил меня секретарь Карцеву на стол, хлопнул дверьми и ушел. А товарищ Карцев взял и поставил вопрос на бюро, и секретарю порта за недисциплинированность объявили выговор!

— С пр-р-редупреждением, — хриплым голосом поправила Папка с размашистой надписью «конфликтные дела».

Все опасливо покосились на Папку и благоразумно отодвинулись от нее.

— Видите ли, пленум считает… — вмешалась в разговор Резолюция пленума горкома, но ей не дал договорить Стенографический отчет городской конференции.

— Знаем, знаем, что считает пленум, уже слышали: «В работе бюро горкома имеются в наличии отдельные недостатки». Хороша формулировка, нечего сказать! Написать что угодно можно, бумага все терпит. Да я только скажу — не всякая бумага. Пусть бы меня спросили члены горкома, я бы ни о чем не умолчал. Посмотрите, например, на мою двадцатую страницу, о чем здесь говорится: «Горком все свое руководство свел к заседаниям и резолюциям. Первичные организации буквально завалены постановлениями бюро горкома. Секретари не успевают их даже прочитывать…» А на двадцать шестой: «Горком не проверяет выполнение своих решений, они остаются на бумаге». Эх, да что там говорить, короткая память у вашего пленума! — с силой закончил свой монолог Стенографический отчет.

— Зато у меня хорошая память, — констатировала со свойственной ей основательностью Статистическая сводка. — Я-то все хорошо помню. Нельзя, друзья, каждую ночь говорить об одном и том же. Все равно от наших разговоров дело не изменится.

К сожалению, Сводка, как всегда, была права.

Наступил день. Пришла Зоя Тужилкина, а за нею и все работники горкома. Явился и Сергей Карцев. К сожалению, сегодня ночью соседская собака опять вела себя неспокойно. И когда Зоя Тужилкина объявила: «Товарищ Карцев просит зайти к нему», — горкомовцы молча переглянулись и так же молча направились в секретарский кабинет.

Жизнь в горкоме шла по своему обычному руслу.

Справедливости ради следует отметить, что отношения между Матреной Ивановной и Павлом Ивановичем вначале складывались превосходно. Павел Иванович на первых порах, ввиду совершенно уважительных обстоятельств, о которых речь пойдет ниже, обнаружил известную неприспособленность к жизни. Скажем больше: его положение было буквально жалким. Достаточно сказать, что Павел Иванович оказывался не в состоянии самостоятельно принимать пищу, передвигаться по комнате, пользоваться предметами обихода.