Петер Карваш: Юморески и другие пустячки

— Так, уважаемый пан Рудольф Штвртецкий,— рассудительно сказал полицейский,— не могли бы вы нам объяснить, что вы там делали?

По-видимому, во множественном числе он говорил от имени всего своего подразделения или от имени всего населения, или хотя бы от имени читателей завтрашней вечерней газеты, в которой это происшествие будет упомянуто петитом.

— Но, видите ли, я там еще не был,— настоятельно заявил мой приятель.— Я еще только хотел туда попасть — дело в том, что я там живу! Скажем, вон те плавки,— он решительно показал на балкон,— они мои. И потом, меня вовсе не зовут Рудольф Штвртецкий.

— Да что вы говорите,— с интересом сказал молодой человек в униформе.— И как же вас зовут, если не секрет?

— Модест Владивой В.,— сказал Модест Владивой В.

Он понимал, что это имя звучит неправдоподобно, но что поделаешь, если именно так его зовут.

— Ага,— кивнул полицейский. Похоже, чувство юмора начинало покидать его.— Значит, во-первых: пятьдесят крон штрафа. Во-вторых: немедленно прекратите свои шуточки. В-третьих и в последний раз: что вам нужно было в этом доме?

— Ничего,— оскорбленно проворчал Модест и тоже повысил голос: — Я хочу лечь в свою постель. Меня клонит ко сну. Я живу здесь, на втором этаже. Меня зовут Модест Владивой В.

— Гм,— сказал молодой человек в униформе.— Покажите-ка ваши ключи, глубокоуважаемый Модест Владивой...

Взяв ключи, он поочередно вставлял их в замок калитки.

— Не подходят,— деловито сказал он и поднял брови.— Эти ключи не имеют никакого отношения к этому дому.— Он еще раз заглянул в удостоверение личности.— И не должны подходить. Вы ведь живете на улице Хлумецкого, 87б, пан Штвртецкий.

— Не называйте меня паном Штвртецким! — воскликнул мой приятель, теряя терпение.— Я Модест Владивой В. и живу в этом доме. Пани Брандштеттерова это подтвердит!

— Это ваше удостоверение личности?

— Разумеется,— раздраженно ответил мой приятель.

— Тогда вы Рудольф Штвртецкий и проживаете на Хлумецкого, 87б. И перестаньте препираться со мной! Я хочу знать, что выделали в этом доме, который вы покинули, пытаясь перелезть через ограду?

— Вы позволите? — спросил мой приятель, и полицейский подал ему удостоверение. Да, это было удостоверение личности какого-то Рудольфа Штвртецкого с улицы Хлумецкого, 87б. Но как оно попало в бумажник Модеста В.? Что здесь, собственно, происходит? И с кем? — может быть, с кем-то совсем другим?

Ночь между тем рассеивалась; в другом литературном жанре она бы уступала место чудесному весеннему утру.

— Ну, что скажете? — бесцеремонно спросил полицейский, охранявший покойный сон жителей этого района (а вовсе не района, к которому относится улица Хлумецкого).

Тут на первом этаже виллы раскрылось окно. Мой приятель радостно обернулся к полицейскому.

— Это пани Брандштеттерова! — воскликнул он с облегчением.— Она вам подтвердит, что я здесь живу! Уже пятнадцать лет! Эй! Пани Брандштеттерова!

— Ну-ка, погодите,— тихо сказал полицейский.— Предоставьте это мне.

Он подошел к калитке.

— Простите, пани, ваши фамилия Брандштеттерова?

— Да,— произнес сонный женский голос.— А в чем дело?

— Именно это я и выясняю. В этом доме живет некий пан... пан В.?

— Да, живет,— сказала хозяйка,— этажом выше, но он спит.

— Я не сплю! — воскликнул мой приятель, и голос его сорвался.— Я здесь, пани Брандштеттерова!

— Он спит,— упрямо повторил женский голос из дома.— Он вернулся поздно, что-то там праздновал, и будет долго отсыпаться, завтра воскресенье. И он терпеть не может, когда его будят. У него от этого зубы болят!

— Но это ошибка! — кричал мой приятель фальцетом.— Я еще не вернулся! То есть я вернулся, но я то ли ключи перепутал, то ли еще что! Я хочу попасть в дом! Откройте, пожалуйста. И подтвердите, что я — это я! И у меня потом голова болит, а не зубы!

— Пану В. я открывала после полуночи,— сказал голос из дома.— Пан В.— очень солидный пан, в это время он давно уже спит.

— Вчера! Это вчера вы мне отворяли после полуночи, пани Брандштеттерова...

— Вчера я была у дочери в Брезно,— упрямо сказал голос.

— Ну, хватит,— вмешался охранитель порядка, явно желая действительно охранить его, и обратился к садику.— Простите, пани, но вы не могли бы на минуту подойти к калитке?

— Раз это так нужно,— пробрюзжал голос. Это было неподражаемое брюзжание пани Брандштеттеровой, урожденной Пржеровской.

Вскоре заскрипел ключ в замке домовых дверей, они отворились, домохозяйка моего приятеля прошла дорожкой к калитке и отперла ее тоже: замок явно был исправен — это была солидная ремесленная работа.