Похождения штандартенфюрера СС фон Штирлица после войны

спросил Борман, облизывая вытащенную из кармана Штирлица pулон

варенья со странным запахом клея, огурцов и бумаги. Эта адская

смесь обеспечивала пребывание противника в ватерклозете в тече-

ние сорока семи часов тридцати двух минут и шестнадцати секунд.

Посему Штирлиц тайно радовался, так как Борман будет занят

чем-то полезным.

-- А это не ваше дело, партайгеноссе, - радостно сказал он,

доставая второй коробок спичек и другой фонарь.

Ранним утром из порта Sent-Pocrovka, во Франции, отчалил

теплоход, державший путь в Нью-Йорк. Вся верхушка Третьего Рей-

ха, порядочно укачанная во время перевозки цистерны, сидела на

дне, покрытом окурками "Беломора", щедро разбросанными Штирли-

цем, и томно смотрела на свисающую с потолка бочку с С++'ом.

Бочка соблазнительно покачивалась, и, расплескиваясь, С++

капал вниз. Айсман негодовал. Любимый Фюрер, которому посчаст-

ливилось сесть под ней, к досаде всех офицеров, не пил, и от

такого капанья жутко страдал. Также страдали и все остальные.

Первым не выдержал Айсман. Он встал и, спотыкаясь о разложенные

на полу чьи-то ноги, пересел поближе к любимому Фюреру.

-- Подвиньтесь, - угрожающе заявил он и блаженно подставил ши-

рокую пасть с золотыми клыками под ниспадающую сверху благодат-

ную струю.

Алкоголь быстро довел его до привычного состояния. Айсман

повеселел. Он попытался полезть к Фюреру целоваться, но вежли-

вый Фюрер на редкость больно дал ему в глаз, не отрываясь от

своих рассуждений на тему смысла жизни. Приняв Геринга за

красивую женщину, Айсман галантно сел ему на ноги. Геринг по-

морщился и, двигая толстым телом, попытался спихнуть его.

-- Но мадам ! - злобно возмутился Айсман, получая удар касте-

том по голове, и упал к ногам Штирлица.

Вскоре все почувствовали, что в цистерне стало нестерпимо

душно. Одуревший от темноты и вони, которую извергали носки Фю-

рера, развешенные по стенкам цистерны на булавках великого мер-

зопакостника, Борман с яростным рычанием вцепился зубами в ногу

Штирлица. В нем нередко просыпались хищнические инстинкты.

-- Штирлиц, открыл бы ты окно, если ты, конечно, хочешь ходить

на двух ногах, - мягко попросил Шелленберг, отскакивая от разъ-

яренного Бормана подальше.

-- Вы не в кабинете, Шелленберг, какое, к чертовой бабушке,

окно ?! - заметил Штирлиц, методично колотя каpтpиджом по голове

Бормана, который кусался так яростно, что не чувствовал ударов

по голове.

-- К кому ? - шепотом переспросил Шелленберг скучающего люби-

мого Фюрера, поглощающего мелких паразитов со своей головы.

-- К чертовой бабушке, - лениво ответил Фюрер, почесывая в за-

тылке.

-- А ! - понимающе сказал Шелленберг, хотя опять не понял, при

чем тут бабушка. Айсман, придя в себя, с воплем : "Вперед, за

моего родного Фюрера" ударом головы разбил бочку, висевшую под

потолком и начал блаженно кататься в луже С++'а, завывая от

удовольствия и дрыгая ногами.

Часовой, услышав шум на палубе, пошел посмотреть, что там

происходит. Заглянув в цистерну, он увидел внизу десяток

красных горящих глаз. Там кто-то невнятно ругался на неродных

ему языках. Часовой был парень неглупый, но из Америки, что

позволило ему догадаться, что цистерну С++'а группа людей бу-

дет пить примерно месяц, напивясь каждый день до белой горячки.

Сдерживая шевелящиеся на голове волосы, он догадался, что это

green people, и с воплем:"Спасайся, кто может!", бросился за

борт. Его примеру последовали и остальные матросы - зеленых че-

ловечков тогда боялась вся Америка. Все попрыгали в воду, бул-

тыхались там и громко орали, причем половина не знала, чего на-

до было испугаться, только штурман, собирая мух со всей Атлан-

тики, да апатичный капитан, побывавший везде, кроме Лубянки,

оставались на борту. Впоследствии оказалось, что это был агент

ВКП(б), подосланный следить за русским разведчиком. Он хорошо

знал Устав партии, но корабли водить пока не научился.

После того как, на палубе утих шум, офицеры выбрались из

цистерны и огляделись: на корабле не осталось ни одного мат-

роса, а штурман забился в гальюн и дрожал, уткнув голову в

соответствующее место; лишь капитан, человек без предрассудков,

спокойно продолжал сушить кальсоны на верхней палубе и обдирать

чешую с воблы, напевая "Дунайские волны" и покуривая трубку,

как у любимого товарища Сталина.