Михаил Литов - Клуб друзей китайского фарфора

Расскажу вам все как было. Я находился на посту, сидя в машине, и вместе со мной дежурил рядовой Гроза, так что мы, стало быть, в таком составе и совершали патрулирование в неспокойном районе Причудинки, как вдруг что-то сверкнуло в лучах моих фар и с горы полетел неопознанный объект, почти касаясь и одновременно не касаясь снега, на громадной скорости, как в телевизоре бобслей, то есть особый вид санного спорта. Зная, что внизу на той дороге, где мчался объект, большой скопление жилых домов, я закричал Грозе, что надо спасать людей, а он вообще закричал, будучи человеком проницательным и сведущим, что это не иначе как космический корабль в стадии торможения пролетел мимо нас, и даже вскрикнул от ужаса, ярко представляя себе всю необычайность сложившейся обстановки. Мы поехали вслед за объектом и увидели, как он, налетев на столб дорожного знака, рассыпался на целую массу осколков невиданной, в силу загадочности себя как изделия, красоты, а из них выпало человекоподобное, но как будто бессознательное создание, прокатилось грудью по снегу еще метров двадцать вниз и замерло с головой в сугробе. Я сказал Грозе, что он, как молодой умный и воспитанный человек, пусть идет общаться с пришельцем, а я пока сообщу по рации о нашем прибытии на место важного происшествия и нахождении в недоумении относительно дальнейших распоряжений, что вызвано неимением знаний, как поступать в таких выдающихся для всего мира случаях. Но тут, как назло, отказала рация, будь она неладна, что я в конечном счете тоже отношу к воздействиям посещения внеземной цивилизации на нашу окружающую среду, и тогда я пошел к Грозе участвовать вместе с ним в разборе обстоятельств дела и увидел, что субъект, зарывшийся в сугроб, уже извлечен Грозой на дорогу, дышит, но без сознания, а шкура его состоит из какого-то липкого вещества и пуха размером с перо. Гроза всячески обращался к этому существу с речами, но ответа не получал и, видя тщету своих усилий, а может, и струхнув маленько, заговорил со мной как-то чересчур красочно и недоступно, на что я, по праву старшего, взял командование на себя и велел Грозе оставаться у места катастрофы, чтобы уберечь его от возможного в наших краях бестолкового наплыва зевак, а задержанного погрузил в машину, имея в виду доставить в какое-нибудь из наших учреждений. Но только я немного отъехал и скрылся от Грозы за поворотом, мне пришла в голову удачная мысль прежде всего прочего написать это письмо, пока судьба задержанного не сложилась тем или иным неблагоприятным для науки образом, ибо должен признать, что мое непосредственное начальство порой судит о событиях, фактах и людях слишком прямолинейно и хочет не забивать себе голову пустыми сомнениями, а сразу распорядиться судьбой задержанного лица по раз и навсегда заведенному порядку, то бишь скрутить его, утихомирить, заключить под стражу, а если обстоятельства складываются благоприятно, без обиняков отдать под суд..."

***

Охотно и внушительно хлебнув из предложенной нами бутылки, старшина внезапно расцвел, принял облик былинного героя и закончил хронику происшествия следующими словами:

"Постскриптум пишу уже не один, мы теперь все вместе сотрудничаем и делаем одно дело, я и славные ребята из клуба найденного мной космического гостя, а все эти ребята, как один, стоят на том, что вышеупомянутую особу надо не мыть и допрашивать, а прямиком везти в область научных изысканий".

- И в самом деле, - крикнул старшина, завершив свой смелый и благородный труд, - разве годится всегда действовать только по инструкции и совсем не думать собственной головой?

- Да и нет такой инструкции, чтоб мыть и допрашивать инопланетян, сказал я. - Законодатель не предусмотрел, что мы еще в его бытность можем встретиться с внеземной цивилизацией.

- Но это же Петенька, - промямлив Захар, заглянув в крошечную камеру, которая была в машине, за спиной старшины. Мы оттеснили его, затерли, чтоб он не путался под ногами и не лез не в свое дело.

Старшина ничего не слышал, вновь занятый бутылкой. Никита упал на снег, и мы его подняли. Я заметил, что мой друг потускнел, я увидел, что он очень сдал, я понял, что ему пора признать себя побежденным. Не вытерпел жизни малый сей.

Евгений Никифорович с женой и кучерявый понимали мою игру и усердно мне подыгрывали. Я сказал старшине, что есть место, где мы спрячем задержанного, пока не придет из академии ответ на его послание. То подкрепление душевных сил, которое легавый нашел в бутылке, уже значительно разрешило его сомнения, практически заставив позабыть об инструкции и склонив всем существом в нашу пользу, а мы и олицетворяли для него в эту ночь мир науки и культуры, к которому он теперь столь истово потянулся. Он забыл о службе, и его распирало добродушие. Он весь вдруг засветился изнутри, в его облике проступили черты благостной патриархальности, он сделался как музей, свято хранивший единственный экспонат - широкую, щедрую, безудержную улыбку, в которой от былой его службы осталось разве что смутное, весьма отвлеченное сознание, что он мог бы задержать нас и доставить в участок, где моют и допрашивают, а вместо этого пьет и веселится с нами.