Михаил Литов: Организация

Он нашел кнопку звонка и нажал на нее. Ожидая ответа, окидывал взглядом старинный, любовно вылепленный особняк, оценивал: хорошо строили в старину. А теперь, чтобы взять такое помещение в аренду, нужны немалые деньги, подводил Зотов итог, делал выводы. Толстяк был недоволен новой эпохой, во всяком случае в настоящую минуту. Все вокруг покупается и продается, а он, фактически пожилой человек, выброшен за борт. К тому же вот еще: убегай из преступной Организации, а потом бегай от Организации, от ее мстительности. Катастрофа! Это пока, пока еще можно говорить с печалью: катастрофа, беда; и совершенно не ясно, что ждет его в самом ближайшем будущем. Глядишь, и кишки выпустят.

Появился охранник, мрачный, военизированного облика парень. Взглянув на посетителя исподлобья, он кивком квадратной головы и неслышным шелестом губ спросил Зотову сказку.

И вот стоял Зотов, высокий, полный, красивый красотой заходящего, наполовину севшего за горизонт осеннего солнца, рано тронутый сединой, перед каким-то дураком в камуфляже и держал ответ, чувствуя себя несуществующим.

- Поговорить бы с кем-нибудь из начальства... - неуверенно тянул он. Важный разговор...

- Вам назначено время? - прошуршали властные губы.

- Ничего мне не назначено, я по собственной инициативе, прямо с улицы... - отрицал Зотов и ничего не мог сказать о себе утвердительного, потому что сказать "с улицы" это все равно что признаться: я ниоткуда.

Парень секунду-другую смотрел на Зотова задумчиво, и пока длились эти его размышления, он окунал кончик носа себе в рот и напряженно кусал его ослепительно белой громадой зубов.

- Хотите вступить в партию? - спросил он наконец.

- Нет, вступить, может быть, нет, - пробормотал Зотов. - Хотя, может быть, и да. Все зависит от того, как пойдет разговор. Вы, главное, учтите, что у меня очень непростая судьба.

Охранник разрешил ему вкатить брюшко внутрь. Они поднялись по парадной мраморной лестнице и остановились возле стола - это было рабочее место серьезного и мрачного стража социалистического рая. Нацелив теперь свой изжеванный нос на Зотова, охранник принялся куда-то звонить, выясняя его дальнейшую участь, а сам Зотов с тоской смотрел тем временем на более чем прилично выглядевший коридор за спиной аргуса. Там все сияло и сверкало. Но Зотову было плохо здесь, казалось, что он не встретит в этом дворце ни одного по-настоящему трудящегося сердцем человека, который сумеет выслушать его, поверит ему и проникнется сочувствием к его непростой и, прямо сказать, печальной судьбе.

Вышло так, что Зотова решил принять сам Карачун, начальник здешней службы безопасности, но встретил его этот суровый инспектор не очень-то любезно. Карачун, обрюзгший, считал не обязательным для себя выказывать расположения ко всем, кто приходит с улицы. Сам-то он еще в яичке состоялся как политик до мозга костей. А среди приходящих с улицы косяки провокаторов, лазутчиков, приспособленцев, перевертышей всяких, а то и наивных душ, которые сами не ведают, чего хотят... Карачун состарился среди массовых изобличений. Ему не чужда была шпиономания. И одно дело перевербовать кого из врагов, это его работа, но рассыпаться в любезностях перед всякими случайными визитерами - увольте! Партия не так бедна сторонниками, чтобы хвататься за каждого встречного. К тому же в его обязанности входит не принимать новых членов, а проверять любого, кто оказывается в поле партийного зрения.

И Карачун, этот круглый, как колобок, и тяжелый человек, в последнее время ужасно обрюзгший, но как прежде, как всегда всецело преданный большевистской идее, разрушительно уставился на Зотова изголодавшимся коршуном. Он полагал так: что бы там ни говорил их лидер Моргунов о новом стиле и методах, о новых задачах партии, как бы ни распространялся о переходе на социалистические рельсы и отказе от устаревших, якобы отживших свое догмах большевизма, партия так или иначе борется за коммунизм. И когда Зотов, скривив губы, заявил: Сенчуров - враг, Карачун оттаял, ибо Зотов, можно сказать, проделал магический опыт.

Зотов ничего не сказал об Организации, не считая нужным сходу доверить большевику тайну. С Карачуна, мыслил он не совсем уж необоснованно, довольно и сказанного о Сенчурове, ведь не каждый день в эту партийку приходят со столь громким заявлением. Объявить врагом самого Сенчурова! Да уже за одно это надо платить человеку, обогревать его, притулять к сочувственной душе и питательной партийной груди. Правда, матерый службист, знававший трезвость взгляда на вещи по своей прежней работе в первом отделе одного из номерных заводов, не подал виду, что у него голова пошла кругом от изобилия зотовской информации. Никогда не следует показывать человеку, что ты им доволен. Да и чего ему, Карачуну, так уж радоваться этому Зотову? Пока очевидно лишь одно: Зотов ищет защиты от Сенчурова, но рано говорить, что он заслуживает, чтобы партия выступила на его защиту.