Константин Мелихан - Правдивые истории сивой кобылы

Перед ним, во мгле печальной, Гроб качается хрустальный, И в хрустальном гробе том Спит царевна вечным сном. И о гроб невесты милой Он ударился всей силой. Гроб разбился. Дева вдруг Ожила. Глядит вокруг Изумленными глазами, И, качаясь над цепями, Привздохнув, произнесла:

"Как же долго я спала!"

День рождения

Еще вчера я молод был, Гулять с девчонками ходил, И целовался до утра Еще вчера.

Сон протекал где-то рядом, но он не мог его найти. Сон вообще трудно найти на свету. А свет уже, как пожарник, лез через окно, цепляясь за подоконник, кровать, бил уже едкой пеной прямо в глаза.

Конечно, можно было бы с ним еще побороться, но родовые схватки звонка вытолкнули его из чрева кровати.

Он заспешил к двери, накидывая на ходу черный с капюшоном халат.

На пороге стояла почтальонша с уже уставшим за утро лицом.

- Вам телеграмма. Распишитесь.

Он расписался и, волнуясь, раскрыл двойной листок с ромашками на обложке. Телеграмма всегда волнует, особенно - когда ее еще не читал.

Поначалу он никак не мог найти, что именно читать. Первыми ему на глаза попались какие-то цифры: тираж, цена открытки, - потом свой же адрес, своя же фамилия. И наконец вспыхнуло: "Поздравляю днем рождения. Жди. Целую. Всегда твоя".

Как же он забыл?! И к тому же у него сегодня не просто день рождения, а юбилей. Причем самый круглый. Есть, конечно, круглей, но еще столько же ему не прожить.

Да, первой его всегда поздравляла Лара. Лариса. А Ларчик просто открывался.

Он с ней познакомился на Невском. Точнее не он, а Козел. Козлу - это было запросто: мастер пера и кисти. Можно я нарисую ваш профиль?

Они, когда с Ларчиком столкнулись, пропустили ее вперед, чтобы посмотреть, какие у нее ноги.

А потом пошли за ней. Козел все над ним шутил, обращаясь к ней, а он делал вид, что улыбался. Он тогда терпел козловские штучки, чтобы ей понравиться. Козел-то его по всем пунктам перекрывал, а он мог нанести удар только скромностью.

Но потом ему жутко повезло: она легла в больницу. А по больницам Козел не ходок.

И он стал ходить к ней уже без Козла. Он даже скрывал от Козла - какая больница. Ну, а в больнице любой понравится. Там же тоска. Щами пахнет. Хлоркой. Кроме родителей, к ней никто не приходил. Была один раз подруга, никому не нужная, с лимонами. А он каждый день ее навещал. Методично. Этим ее и пробил. Золотое было время! Весенний больничный сад. Листьями пахнет сырыми прошлогодними. Поцелуи на скамейке, за колоннами и сквозь ограду. И все еще впереди!

После выписки они поехали не к ней домой, а сразу к нему.

Но любовь была короткая. По неопытности. Он на ней, может быть, и женился, если бы не ее мать, которая позвонила через два месяца его матери и сказала в трубку:

- Если ваш, извиняюсь, поганец, еще раз встретится с моей дочерью, я его чем-нибудь убью!

А на другой день Ларочка сама к нему приехала, вся в слезах, наскандалила и взяла пятьдесят рублей на операцию у честного специалиста.

Потом вышла замуж. Родила какого-то ребенка. Причем от мужа. А с ним встречаться больше не захотела, только звонила ему, когда мужа не было дома, поздравляла с главными советскими праздниками, всегда первая. Вероятно, это особый тип людей: им стыдно, если они не всех знакомых поздравили с праздником.

Все это пронеслось у него в голове за одну секунду. Наверно, три тысячи лет назад времени бы на это понадобилось во много раз больше. Но принцип мышления остался тот же - линейность. Все по порядку. Слева причина. Справа - следствие. И чувство еще пока линейно, и время, и движение в пространстве. Мы еще не умеем мгновенно схватывать весь опыт, всю историю, все жизни. Одним взглядом, как картину в раме. Мы еще живем, как бы читая книгу. Мгновение и вечность - для нас еще не одно и то же. Мы еще не можем слиться со всеми людьми, со всем миром. Хотя тайно от себя к этому стремимся. Вот оно - счастье! Новый вид соединения времени и пространства, духа и материи. Постоянное счастье. Может, космическая пыль - это оно и есть? А потом катастрофа - и все с начала, с нуля, с очень одиноких клеточек.

Это он подумал параллельно мысли о Ларчике, когда пошел о ней думать по второму кругу.

Но почему же Ларчик? Подписи-то нет. Он покрутил в руках телеграмму. Буквы плохо пропечатались, но конец слова можно было разобрать: "...нск".

Ну, конечно же, Зареченск! Надя. Или, как она себя называла, Надежда. Это звучало очень сильно: "Твоя Надежда".

Ей было столько же лет, сколько и ему, но он чувствовал себя намного старше. Год, прожитый в Ленинграде, равняется пяти, прожитым в Зареченске.