Владимир Митин - Ужасный ребенок

Катов почти физически увидел эти глаза, обведенные демонической тушью, вспыхивающие, как два маяка в далекой передней, средь модных в этом сезоне кактусов.

— Хорошо. Воображаете, Мериниха забыла заплатить за свет... Хо-хо-хо! «За-бы-ла...» За два года! Ангельское терпение Горэнерго... Хозяин пьет мертвым поем... Ей-богу, не вру! Нижние подают в суд — размыло три этажа, до подвала. Жуть! И еще имеют наглость приглашать в гости... На что живут? Берет, конечно...

Отдуваясь, Саша вышел из будки. Он точно знал, что именно происходило сейчас в далекой кактусовой передней...

— Эллочка! — Мария Азефовна, туша окурки о горшки, дотрезвонилась наконец до приятельницы — Эллы Гапон. — Но, киска, мне сообщили совершенно конфиденциально. Клянись жизнью мужа. Впрочем, нет. Сейчас же поклянись здоровьем Вадима... Никому? Слушай, ты держись за что-нибудь. На всякий случай сядь. Села? Несколько минут назад Мерин отправлен в психбольницу... Бил жену смертным боем. Подъезд рухнул. Как, как... Естественно! Мерин, как заведено, горячечно пьяный, истязает мадам, идет на кухню, а эта дура забыла выключить газ. Ну он, конечно, зажигает спичку — и трах-шмах...

Элла Гапон не дослушала до конца и набрала номер Нагайкиных...

Я бежал к дому Мериных, грея на ходу руки. Полчаса тому назад мне позвонил Коля Иудушкин и, взяв с меня страшный зарок молчания, сообщил, что Мерин убил свою подругу жизни и взорвал дом, о чем я тут же проинформировал директора нашей конторы товарища Гогенмогеля.

Мне открыл сам Мерин. Весь закапанный воском, он был похож на гангстера из Лондонского музея восковых фигур.

— Беда, — сказал он. — Ситуация абсолютно изгажена. Выпустил я эту змею, Катова. Неужто и ты ему поверил?

Дотлевавшие свечи чадили, и вонь делалась нестерпимой.

— Ваня! — истошным голосом позвала жена. — Накапай же, ирод, шестнадцать капель валокордина... И свечки туши! Луна показалась...

Из разверстой консервной банки на праздничную скатерть сами собой выплывали шпроты.

— А все этот Катов, — сжимая в темноте кулаки, взвизгнул Мерин. — Мы ему падишахский стол приготовили, а он натрепал на всю Москву черт-те что... Уж откуда только ни приезжали: пожарные, милиция, еле отбились... Ухх! Ухх! Мухомор поганый! Я уж решил к дежурному по Горэнерго подскочить на такси, упасть ему в ноги с мольбой о свете, да никак шапку свою не найду...

Я ринулся к выходу.

Мерин попытался поймать меня за ноги, но я вырвался и выбежал за дверь.

— Автомат за углом направо! — крикнул вдогонку Мерин. — А две копейки ты имеешь? Если нет — на!..

И сверкающие в полумгле подъезда два сребреника несколько раз подпрыгнули и легли у моих ног. Я подобрал их и лихорадочно набрал номер Вали Брутова с целью оповестить всех, всех, всех о том, что негодяй Катов спер у Мериных ондатровую шапку...

Проходя мимо комиссионного магазина «Музрадиофото», Марк Евгеньич безнадежно завяз в толпе, слонявшейся по тротуару.

— ТК-340, — шепнул Марку Евгеньичу незнакомец в отличной бизоньей куртке. — Совсем свежий. Не нужно?

Марк Евгеньич отпрянул, нырнул в просвет между телами, но тут же наткнулся на брюхо, усеянное большими деревянными пуговицами.

— Вертинский-Мертинский, — сказало брюхо. — Кому годится это блеяние? Вот забойный Том Джонс. Полста. Ну, берете?..

Марк Евгеньич повертел головой. Вокруг слышались бодрые или вкрадчивые голоса:

— Всего две кассеты, с идеальными пленками, две... Имею «Нэшнл»... Что вы! Полтора кило?.. Там одна плата тянет на две тяжелых...

Все это было так непонятно, что Марк Евгеньич затосковал. Странное чувство подсказывало ему, что из этой подозрительной суетни он уже никогда не выберется.

— А что у вас? — строго спросил Марка Евгеньича высокий блондин в барашковом «пирожке». — Какая у вас радиотехника?

— Приемничек, ВЭФ-12, — вконец растерялся Марк Евгеньич. — На батарейках.

— Состояние хорошее? — еще строже осведомился блондин. — Отвечайте громче! Сколько вы за него хотите?

— Я отдал за него сто девять. Но я не собираюсь его про...

— Даю вам сто, — прервал неизвестный. — А приемник что, дома? Едем! Вот такси.

Марк Евгеньич собрался сказать блондину, что никуда с ним не поедет, что он следует мимо магазина по совершенно неотложному делу. Кроме того, он отнюдь не намерен продавать что-либо неизвестному энергичному человеку, который уже усаживал его на заднее сиденье таксомотора.

— Николай Раков. Но вы можете звать меня просто Ник, — представился блондин, вытащил руку Марка Евгеньича, которую тот прятал в кармане, и сжал с такой силой, что Марк Евгеньич сморщился, но заставил себя улыбнуться и сказать: