Александр Никонов - Листопад

Резуха. И фамилия-то у него дурацкая. Малоросская что ли? Что такое резуха? Даже интересно.

Горелов. Ну это слизняк, конечно. Тоже Лизун. Пол-управления - лизуны.

Ковалев засмеялся. Пол-управления лизунов. Завтра он всех арестует. Каждого лизуна.

Ковалев сидел и смеялся. Один в пустом здании. Нет, не один. Внизу часовые, но они не слышат...

Последним по списку шел Козлов. Невычеркнутый. Вся информация исходит от него. И о проверке его самого, Ковалева, и о Боровом, и о Лизуне. А что если Козлов завел его не туда? И штабс-капитан бредет сейчас по темному лабиринту совсем в другую сторону. Как можно проверить Козлова?

Почему мог бы работать на красных Козлов? За деньги? За деньги работают на англичан. За идею? Ковалев изучил дело Козлова вдоль и поперек. Нет пятен. Негде было сыну военного атташе во Франции набраться красноты. Приехал сюда в прошлом году, вместе с отцом. Отец лично знаком с Деникиным... Хотя, конечно, в Париже Ленин был и прочее, но если так рассуждать, то, скорее уж он, Ковалев шпион, поскольку Ленин тоже учился в Казанском университете.

Ковалев зевнул и вновь уставился в список.

Ежевский.

Стылый.

Крайний.

Резуха.

Горелов.

Козлов...

Кто?

x x x

"Уйдя из управления, я пошел в веселый дом мадам Желябовой. И это удивило меня самого. Во-первых, мне нужно было выспаться. Глянул в зеркало лицо осунулось, под глазами темные круги. Во-вторых...

Во-вторых, я думал, что ноги моей там больше не будет. Но меня потянуло к Кате-Катюше. Кроме нее не было у меня во всем городе никого. Вот, правда, в последние месяцы я прикипел к Козлову. Но после того, как он появился в моем списке, словно что-то выросло между мной и им. Преграда какая-то.

Мне хотелось простого человеческого тепла. Я устаю.

Я шел по черным ночным улицам, вынув на всякий случай наган из кобуры и сунув его за ремень на пузе. Так и вошел к мадам, грохнув дверью.

Катя-Катюша была занята. Я даже не подумал об этом. Собрался уйти. Толстая Желябова, видя, что ни на кого другого я не соглашусь, тяжело вздохнула.

- Погоди, может, что и придумаем.

Кряхтя и ворча, накинув платок на плечи, она поднялась наверх по скрипучей лестнице.

Наверняка ведьма уже подкатилась к Кате-Катюше со своим бабским любопытством. Интересно, что ей Катя рассказала? А, впрочем, что мне за дело...

Спустились обе. Катя увидела меня. Не сказать, чтоб просияла, но улыбнулась искренне.

- Здравствуй!

У нее в городе тоже, кроме меня, никого.

- Мне сказали, что ты занята.

- Мой-то уже дрыхнет, все дела справил, теперь сопит перегаром.

Видимо, она заметила тень неудовольствия на моем лице, сказала просто:

- Я же проститутка. Не бойся, я сейчас помоюсь пойду, а тебя проводят.

Я не успел ничего сказать, как она умчалась подмываться, а меня взяла за руку Желябова.

- Пойдем, офицер. Есть свободная комната. Пистолет-то вынь.

- Черт, - я сунул наган в кобуру.

- Так-то лучше. Расплатишься утром. - Она открыла дверь в какую-то каморку, где, кроме стула и койки ничего не было. - Ишь, надо же, знакомую встретил...

Она подтолкнула меня в комнатку:

- света нет. Без него найдешь, куда чего.

Я шагнул внутрь, грохнув сапогом о деревянный пол.

И вдруг Желябова сказала:

- У меня тоже сын где-то сейчас воюет, если жив.

Я и не знал, что у мадам могут быть дети.

... Эта ночь была ночью из прошлого. В темноте я почти не видел ее лица, остались лишь звуки и ощущения. Будто и не было этих лет разлуки. Я все помнил. Те же струны, та же музыка. Мои руки, губы - я играл тот же кружащий голову вальс на ее теплом нежном естестве. Живая флейта. На какие-то мгновения я проваливался туда, в блиндаж и вновь выплывал здесь, в ночи.

Все было как когда. Те же ноты и отклики. Только она стала смелее. Профессиональнее.

Я обнимал и целовал не тело, а своего единственного в городе человека. Я в сотый раз целовал небольшой неровный шрам на ее боку, куда угодил осколок. Этот шрам тоже объединял нас. Мы знали, откуда он.

Однополчане. Обыкновенная горько-радостная встреча с человеком. Только хвастать нам друг перед другом нечем. Она здесь, в веселом доме. Я в контрразведке. Кому хуже? Она в чужой молофье, я - в чужой крови и слезах...

Закончив, я мгновенно уснул.

Проснулся, когда уже было совсем светло. Потянулся, вынул из кармана своего Буре. Мама моя! Уже почти девять! А где Катя-Катюша?

- Проснулся?

Сидит сзади, на подоконнике.

- Почему не разбудила?

- Жалко было, ты так спал. Тебе надо было выспаться.